Сибирские огни, 1959, № 1

Каждый раз на исходе зимы, как только выпадет погожий денек, главного инженера шахты «Первая» Михаила Терентьевича Пухарева вдруг охватит радостное волнение, тесно сделается ему в доме, на руд­ нике, в шахте. Идет он на работу и все глядит поверх заснеженных гор, поверх синей ленты тайги, глядит жадно, восторженно. Ноздри у него расширяются, ловят морозный ветерок, на скулах играют желваки. Суровым он кажется со стороны, отдаленным, непонятным, воинст­ венным. — Что с. тобой? —• спрашивают его в это время знакомые. И Пухарев не понимает: — Как это что? — Не такой какой-то... Перед кем и отшутится, а Колыхалову или Савелию Бабашкину ска­ жет правду: — Весна! — К акая тебе к черту весна? Морозище под тридцать градусов! — Неважно... Конечно, Савелий Бабашкин понимал его смутно. Зато с Колыха- ловым они легко находили общий язык. Разговорятся друзья по этому поводу, разбередят друг друга, разгорячат, забудутся. — Д а подь ты к лешему! — спохватится наконец секретарь парт­ кома шахты. — Политзанятие в кружке провожу нынче; лекцию читаю об американском империализме, а ты меня злости лишаешь! — Наоборот, по-моему. Самым злым, самым беспощадным бывает человек, когда он отстаивает жизнь. З а нее, дорогой мой Александр М а­ карович, бьются насмерть и никаким образом иначе!.. Несмотря на воскресный день, Пухарев проснулся в обычное время, даж е немного раньше: часы показывали без четверти шесть. Ожидая, пока заговорит радио и сообщит последние известия, он леж ал в постели, разглядывая свою спальню. Было почти совсем темно. Слабый голубо­ ватый свет, лившийся через высокое окно, падал на угол коричневого платяного шкафа, на спинку детской кроватки, где висел помятый розо­ вый халатик и шерстяные чулки с дырявыми пятками. Райка спала на левом боку, укрывшись до подбородка, по-детски притянув колени к груди. Каштановые материнские волосы вились вокруг ее веснушчатого лица с крутым лбом. На правой щеке чернела ссадина — результат вчерашнего соревнования с Санькой Горюновым в скорост­ ном спуске на лыж ах с Лысой горы. — Ну, за кем победа? — спросил вчера вечером у дочери Михаил Терентьевич, помогая ей стаскивать обледенелую дошку. — Будет за мной, — уверенно ответила Райка. — Почему — будет? — Потому. — Райка нахмурилась и принялась усиленно дышать в красные, озябшие кулаки. — Потому, во-первых, что у меня только ма­ ленькая царапинка, а у него шишка на голове. А потом, когда я буду учиться, как он, в седьмом классе... — Стало быть, это произойдет через три года, — машинально поды­ тожил отец и встретил удивленный взгляд дочери. — Ты что, папа?! Ведь я уже в пятом! Забыл, что ли?! Райка рассмеялась. А Пухарев смутился. Когда уснула дочь, он дол ­ го рылся в ее портфеле с неловким чувством отцовской вины. Облегчен­ но вздохнул лишь после того, как заглянул в дневник, где не было ни «троек», ни «четверок». Выразительная, очень красивая и гордая цифра пять повторялась неизменно. «Вот ты, оказывается, какая!» — вырва­ лось у Пухарева и тут же защекотало в горле, затуманилось в глазах.