Сибирские огни, 1959, № 1
дим в нее и... оказываемся в сарае, где хранилось зерно и корм для скота. Все свидетельствует о предельной бедности. Да иначе и не могло быть. Скупые дары земли, обработанной примитивными ору диями, крестьянин был обязан делить на три части, как говорится в пословице, сложенной в ту пору: «Одну часть по мещику отдать, другой — поле засе вать, третью — пожевать». Из сарая попадаем в примитивный скотный двор. Тут и конюшня, и коров ник, и овчарня — все вместе. Пять тес ных стойл. Все из дерева. Все сделано своими руками, вооруженными немудря щим топором. Для страны, где, в силу суровых климатических условий, живот новодство составляет основу сельского хозяйства, пять стойл — это очень и очень мало. Бернсы слыли бедняками из бедняков. Минуя стойла, перешагиваем порог убогого крестьянского жилья. Кухня и комнатка. Очень низкие потолки. Кро шечные каминчики. Старая прялка, на которой мать поэта пряла пряжу, чтобы одевать семью. Простой столик. Дере вянное кресло. Почерневшие , от дыма стенные часы. Сковорода для выпечки хлеба. Дешёвые и ветхие вещи деревен ского обихода. На столе — медный подсвечник для самодельной сальной свечи, при свете которой отец учил своих двух сыновей грамоте. Позднее, когда семья перееха ла отсюда, братья поочередно ходили в школу: их считали за одного ученика, так как у Вильяма Бернса не было де нег, чтобы платить за двоих сыновей. По воскресеньям за этим круглым столом глава семейства вслух читал Библию, единственную книгу в доме. Сейчас она хранится в музее. В стене глубокая темная ниша.. Там кровать, покрытая ветхим одеялом. От кинута в сторону ситцевая занавесочка... Тут-то и был рожден «беспокойный паре нек — резвый, шустрый Робин». ...день, когда родился он, В календари не занесен. Кому был нужен Робин? Зато отметил календарь . Что был такой-то государь, И в щели дома дул январь , Когда родился Робин. Ошибка давно исправлена — навсег да вписан в календарь Роберт Бернс, имя которого стало национальной гордо стью шотландцев. И нужен он не только Шотландии — его стихи стали достоянием всего про грессивного человечества. Трудной была судьба поэта. «Я в свет пустился без гроша,— писал он в стихо творении «Был честный фермер мой отец». — Надежды нет, просвета нет, а есть нужда, забота». Рано потеряв отца, Роберт Бернс, совместно с братом, арендовал малень кую ферму. Косить, п ахать и боронить Я научился с детства. И это все. что мой отец Оставил мне в наследство. Так и живу в нужде, в' труде, - Доволен передышкой. Хотя передышки бывали редки, Бернс не впадал «в тоску и меланхолию». Он, как и весь «простой, веселый, честный люд», чувствовал себя «стократ богаче» тех, кто «властен и богат», кто стремит ся «к двойной наживе». Братья работали на ферме от зари до зари. А бедность не покидала их жилья. Долги росли. Кредиторы угрожали дол говой тюрьмой. Спас от каземата пер вый томик стихов Роберта, изданный в Эдинбурге. Читатели были восхищены. Но стихи не принесли достатка. Жить на авторский гонорар было невозможно, как это невозможно в капиталистиче ских странах и в наши дни. Любя крестьянский труд, Бернс снова арендовал ферму. Но и на этот раз дол ги, подобно петле, стиснули его шею. Пришлось расстаться с землей. Певец деревенского труда, одним из первых открывший новую страницу в мировой поэзии, был принужден поступить на тяжелую и неблагодарную должность сборщика податей. Каждый день он ви дел горе и нищету. Тяжкое раздумье и безысходность всё чаше и чаще приводи ли поэта в таверну... Подорванное лише ниями сердце не выдержало. Смерть свела его в могилу в возрасте тридцати семи лет... По другую сторону зеленого двора — музей поэта. Нас встречает престаре лый хранитель музейных реликвий, зна ток и исследователь творчества Берн са — мистер Мак-Минн. На его голове дёвно побелели волосы — ему уже 87 лет. Он — сын шахтера. В молодо сти был наборщиком. Тридцать три года назад старик поселился здесь. Его трудами и заботами поддержи вается этот музей, где хранятся книги Бернса, изданные на бесчисленных языках, и многое из того, что написано о нем. Старик открывает один из больших шкафов, бережно достает книгу, лю бовно проводит по ней рукой. Это Бернс в переводе Самуила Маршака. — Моего лучшего друга, — говорит Мак-Минн и тут же добавляет: — Мар шак — друг каждого истинного шот ландца, влюбленного в творчество наше го поэта. Это было сказано взволнованно, от всей души. Значение творческого подви га Маршака, по-настоящему донесшего прекрасную поэзию Бориса до русского читателя, трудно переоценить. В Глаз- говском университете пиеподаватель рус ского' языка и литературы мистер Хол том говорил нам: — Я — англичанин. И, знаете, для меня легче читать Бернса в переводах Маршака, чем в оригинале. То же самое говорила нам одна жур 11. «С и б ир с ки е о гни» № 1.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2