Сибирские огни, 1958, № 9
Л. КУКУЕВ > ----- В глухой балке, в зарослях ельника, Олег объявляет привал. Теперь уже не метры, а километры отделяют группу от переднего края. Близит ся рассвет, надо перекусить, осмотреться, определить точное местона хождение. Расположились под огромной ветвистой елью, как под шатром. Ро манов встал на пост. В пути говорить Ъе пришлось. Курганов вполголо са пошутил: — Что, братцы, носы повесили?! Он улыбнулся и вспомнил Малышева. Тому всегда удавалось не терять присутствия духа даже в тяжелом бою. Хочется сказать теплое слово и Кате. Но как это сделать? Он давно отвык от ласковых слов. Он даже для Нади чаще находит их тогда, когда мысленно разговаривает с ней. Во время перехода Олег частенько наблюдал за Катей. В темноте она походила на мальчугана. Даже маскхалат не скрывал ее гибкой, стройной фигурки. Курганову нравится, что она ни разу не отстала и не пожаловалась на утомление. А ведь он был страшно недоволен, ког да узнал, что с ними пойдет девушка. — А вы садитесь поближе к дереву — там суше. Промокли ведь? — Д а нет... Что вы? — смутилась она, боясь обратить на себя вни мание остальных. Катя сняла вещмешок. В нем немудреный «скарб». Она переоденет ся перед тем, как расстаться с разведчиками, уйдет в свое село, через неделю отправится в районный центр. Там явочная квартира. Оттуда пойдут пути в новую жизнь... «И они уйдут»,— думает она. У них свои дела. Похоже, что они ста раются не замечать ее. Но кто дороже их на много километров вокруг? Ничто и никто! Как дорого заплатила бы она, чтобы вот вместе с ними и с сотнями таких войти, не таясь, в свое село, — с такими вот грубова тыми, обветренными, далекими и самыми близкими — нашими! Катя вспомнила, как зажмурила глаза, когда услышала окрик не мецкого часового. Ей казалось, что прошла вечность, пока Курганов от ветил ему, она вздрогнула и едва не вскрикнула, когда увидела в све те карманного фонаря блеснувший нож. Ей и сейчас все представляется, как во сне. Почему-то сильно ноют ноги. Мысли утратили остроту. Пле чи болят от лямок вещмешка. Хочется закрыть глаза и хотя бы минуту- другую вздремнуть. Дождь, некрупный, но упорный, шелестит и шелестит... Кате чудится, что голос Курганова доносится откуда-то сверху. Он тих, спокоен и пусть не смолкает. Если он смолкнет, то она уже не рас кроет глаз. Склонившись к ели, она чувствует, что согревается, на душе становится спокойней. Рядом басит Григорий. Голос его напоминает гудение шмеля на яркой клумбе цветов. «У Гриши упрямые складки у рта, глаза озорные, он вроде и неуклюж, а ведь очень проворен. Как хо рошо, что его сочный бас гудит совсем рядом. Она обязана ему жизнью». Рядом с ним и этими людьми даже здесь, под елью, она может спокойно дышать и сомкнуть глаза... Проклятая война! А ведь Катя когда-то меч тала о практике где-нибудь в Берлине или Лейпциге. Мечтала перево дить произведения немецких писателей на русский язык. Еще она хоте ла... Но мысли Кати начинают путаться... Курганов велит раскрыть консервы. Уже начинает светать. Он под носит ближе к глазам часы. Минут через сорок надо пробовать связать ся с «Волгой». Его рука скользит под телогрейку к грудному карману — там трубка. Странно, что первый раз в жизни она не нащупывает плотную обложку комсомольского билета. В кармане нет ни единого до кумента. Самые верные документы разведчика — сердце да автомат.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2