Сибирские огни, 1958, № 9

— Вот как-то раз проснулся я, а помкомвзвод читает бойцам письмо из дому. Радостный такой, а письмо теплое, хорошее. Все слушали, а по­ том стали говорить о женах, о детях. И тут я впервые услышал, как мол­ чаливый и даже, пожалуй, жестокий Романов назвал своих ребятишек: мои лягушата. Он так сказал просто и человечно, что у меня вот тут вот кольнуло. А ведь в атаках Романов творит такое... И Курганов рассказал еще несколько случаев из жизни бойцов.... — Д а , — проговорил майор, — это даже интересно. Будет время, я обязательно запишу себе все это. Такое я стараюсь тоже записывать. Грешным делом, думаю после войны книгу написать. Обработать записи будет легче. А представляешь, как пойдет такой материальчик? Курганову стало обидно и за себя, и за бойцов. Для него подвиг — эта люди с их мыслями, делами, заботами и повседневной жизнью. Для майора же люди — только «материальчик». — Ну что же, ближе к делу, — заторопил корреспондент. — Может, ты вспомнишь один из боевых эпизодов своих минеров? А кем до войны был Романов или этот... как его... Хавб? —Хаво, — поправил Курганов. .— Да, да. Непонятная фамилия. Признаться, такой не встречал. Кстати, кто он такой? — Бывший вор, из беспризорников. — Шутишь? — Нисколько, — вздохнул Курганов и вспомнил, как Григорий ког­ да-то признался: «...Вот так вот в Одессе и окрестили. У беспризорников это бывает. Друзья колбасу сперли, а меня милиционер забрал. В мили­ ции проболтался, где братва ховается. Потом удрал, вернулся к своим. Дали дружки мне правильно — на совесть поработали. Я только кричал и даже не отбивался. Тепленьким был, а все повторял: я ховался, я хо- вался... прятался, значит. Тогда-то меня и прозвали — Хаво. Потом, лет через пять, опять попался. Меня в милиции как облупленного знали, только засечь не могли. И судили, как Хаво, и документы так оформи­ ли, и фамилия моя теперь стала Хаво...» Майор прервал его воспоминания: — Может, расскажешь случай из своей практики? Разве не жела­ ешь почитать о себе? Курганов вспыхнул. Если корреспондент не нашел, что написать о людях взвода, то что он может написать об их командире? И снова Ро- гулько показался маленьким, морщинистым, похожим на перезревший желтеющий огурчик. — Извините, товарищ майор, но я, очевидно, ничем не смогу быть вам полезен. Рогулько заерзал на месте: — А ты не смущайся. Мы люди свои. Я ведь и комбата твоего знаю, здесь в одном полку встречались... Майор спохватился и умолк. Неумело брошенная фраза вызвала неприятное воспоминание. Здесь, в этой дивизии, он провалил свою ста­ жировку на должность заместителя командира полка, когда сам коман­ дир выбыл из строя. В вышестоящий штаб, откуда он был прислан, по­ ступил нелестный отзыв от командира дивизии. Не помогла «своя рука» в кадрах, и Рогулько, в прошлом корреспондент районной газеты, стал корреспондентом армейской. Курганов встал и, глядя сверху вниз, тихо, так тихо, что по спине майора забегали мурашки, заговорил: — Теперь я вспомнил, где слышал вашу фамилию. Вы объявили лейтенанта Попова трусом и опозорили его. Фактически — довели до ги­ бели. Вы сами — мерзкий трус...