Сибирские огни, 1958, № 9

перегородку барабанит командир второго взвода Фрицман, зовет его к Маузу. Мауз-сидит за круглым столом, громко икает и клюет носом. Он уже «наопохмелялся»'. Хрипит патефон. Смерив Мюллера остекленелым взглядом, Мауз кивает на стул и пододвигает стакан с водкой. Мюллер пьет большими глотками под одобрительные голоса присутствующих. В углу стоит рояль, привезенный из школы, которая находится в соседнем селе. Замок у крышки давно сломан, и она всегда открыта. — Повесели солдатам душу, — пристает к Мюллеру Фрицман, — открытки новые покажу... французские, японские есть... Мюллер медленно дожевывает кусок плавленого сыра. — Сыграй, — не то разрешает, не то приказывает ротный. Рояль удивительно послушен и звучен. — Сыграй «Хым-хым!» — кричит Фрицман. Он любит такие «ве­ щички» за их неприличный, порнографический текст. Мюллер, быстро «выбивая» конвульсивно передергивающиеся ак­ корды, начинает вступление фокстрота. После фокса Фрицман требует танго «В спальне моего друга — я». Но пальцы Мюллера что-то нащупывают, выискивают в многоголо­ сой клавиатуре, дважды берут один и тот же аккорд,- затем уверенно, не­ осторожно, словно узор за узором, сплетают немного грустную, широ­ кую — с раздумьем, — незнакомую, непохожую на немецкие, мелодию. Фрицман и Альбер равнодушно усаживаются возле второго стола, что стоит у стены, и вытягивают ноги. На столе — роскошное, перепле­ тенное в черную кожу, с тисненой золотом свастикой, издание «Майн кампф». May: считает своим долгом лишний раз подчеркнуть, что книга фюрера «Моя ^орьба» стала его настольной книгой. А Мюллер закрыл глаза. Он видит деревню и пруд, солнце и белое поле ромашек, слышит далекую песню. В памяти воскресает Катя, две родинки, маленькие бирюзовые сережки... «Но, кажется, их уже не было?!» Рояль смолк. Пальцы нависли над клавиатурой. Еще мгновение — и они с силой опускаются на клавиши. Снова и снова взлетают и падают- камнем. Еще удар, второй, третий!.. «Патетическая соната» Бетховена бьется о стены, заставляет Фрицмана ежиться, ерзать на месте... Но сам- то Курт испытывает острую неудовлетворенность: «Нет чего-то самого- главного, звуки рождаются деревянные». За окном слышен выстрел. Опять! Стреляют рядом, у территории складов. Мюллер o6pbiBaet игру и прислушивается. Фрицман, раскрыв бутылку арманьяка и банку голландской спаржи, весело объясняет: — Там четыре пленных грязных свиньи отказались выполнить при­ каз обер-лейтенанта, и он приказал Коху перебить одному из них руки и ноги... — Какой приказ? — Обер-лейтенант случайно уронил в уборной золотой браслет, по­ даренный мной. Понимаешь? Прямо туда! А русским почему-то не захо­ телось поискать его! Где-то в душе Мюллера еще хлещут гневные звуковые потоки сона­ ты... И вдруг на какой-то миг перед Куртом возникает русский блиндаж, глаза под забинтованным лбом, полные ненависти и презрения, и воз­ глас: — Бетховен не ваш! Вы — нищие!.. ...Когда Мюллер вышел, между уборной и огромной сосной на пере­ кладине слегка раскачивался подвешенный за ноги человек. Двое, при­ жавшись друг к другу плечами, стояли поодаль — возле открытой ямы.. Четвептый застрелен.