Сибирские огни, 1958, № 9
— Вас волен зи? — звучит взволнованно голос, которым минуту назад так восхищался Мюллер. «О-о! Это прелесть! Она же до одури прекрасна. Да, да! Это одна .из русских жемчужин. Неужели я упущу ее?.. Не упустить, не упустить!» — Я желал лишь взглянуть и послушать вас, — благосклонно про износит Мюллер. Он видит, как взволнованно вздрагивает ее грудь, а падающий луч ■солнца словно раздевает девушку. Нахлынувшие желания дурманят Курта. Еще мгновение, и он пойдет на все, если она сама не будет по датливой. . Но в ее глазах Мюллер видит такое презрение и ледяной холодок, что это невольно сковывает его. Где он уже видел очень похожие глаза? Ах, да, в русском блиндаже — у человека с бинтом на голове. Глаза — -не такие, но выражение — то же! — Можете не бояться. Я хотел послушать ваши песни, а вы разбе жались. Немецкий офицер бывает и милостлив... Но скажите, кто вы и как сюда попали? — Здесь мой дом, и я бы хотела спросить, кто вы? Мюллер удивлен. Не дожидаясь приглашения, он опускается на та буретку и, положив локти на стол, говорит: — Я? Немецкий офицер, но вам нечего бояться меня, для таких, как вы,* я не делаю плохо. Я делаю только хорошо, — двусмысленно от вечает он. — А мы не боимся, — резковато возражает девушка. Старушка в углу притихла и больше не крестится. Мюллер пытается ' представить себе Эльзу на месте этой девушки. Но это не удается. Эль за тоже стройная и красивая, но почему-то сейчас представляется хруп кой и слабой. Она не похожа на эту — гибкую, упругую и диковатую в своем отчуждении. В своем достоинстве эта даже красивей и соблазни тельней. — Вы прекрасно владеете моим языком, — пробует он продолжать разговор. — Что ж тут такого? Жила в деревне, потом училась в городе — в институте, изучала немецкий язык, собиралась стать преподавателем. Вы разрушили институт. Там рядом с портретом Чайковского висел пор трет Баха. А мы изучали не только Пушкина и Толстого, но и Гете и Шиллера. • — О?! — восклицает Мюллер. — Но вы должны понять — сейчас война. Я, офицер, и то... до недавнего времени... —- он на секунду умол кает, почему-то вздрагивает. — До недавнего времени не знал, что рус ские с уважением относятся к Бетховену... и вот, оказывается, — к Баху. Девушка встала, подошла к этажерке, взяла какую-то русскую книгу и, раскрыв ее, начала читать, иногда запинаясь, подыскивая не мецкие слова для наиболее точного перевода: — «Если представить великих композиторов в виде горной цепи, то Бах, мне кажется, своей вершиной уходит далеко за облака, где всегда горящие лучи солнца скользят по ослепительной белизне ее ледяного ■покрова. Таков Бах. До кристальности чистый, светлый...» — Прекрасно! Чудесно! — восклицает Курт. — Кто это сказал? Ге те? — разговор принимал приятное для него направление. — Горький. — Горь-кий? Что-то я слышал о нем... несомненно... Кто это? Девушка взглянула на него уже не с презрением, а.,, да-да, опреде ленно — с сожалением. Потом покачала головой и ничего не ответила. Это сожаление было особенно обидным. Но Мюллер сдержал гнев. Эта гордая девушка все-таки чертовски заинтересовала его.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2