Сибирские огни, 1958, № 9

сказать, кто именно и какую из хоральных прелюдий Баха переложил для фортепьяно, отец был в восторге. Но когда он вырос и окончательно- решил посвятить себя армии, это повергло отца в уныние. Уже учась в школе и готовясь стать офицером, Курт вырезал иа «Фелькишер беобахтер» статью и подчеркнул в ней: «Германские солда­ ты после войны получат землю. Перспективы поселения на востоке бла­ гоприятны для солдат, Россия с ее крестьянскими поселениями, средни­ ми и мелкими городами особенно ждет прихода немецких солдат. Кре- ст 1 *янское хозяйство в размере 20—40 га ляжет в основу будущего зем­ леустройства в восточных областях. Но наряду с этим будут созданы и дворы в 100—125 га, а также построены бараки для батраков и пункты: натурального снабжения». s Но почему вдруг сейчас вспомнилось все это? Может, сказалась ус­ талость или ослабели нервы? Скорее всего, потому, что события послед­ них дней настолько переплелись и смешались, что даже трудно в них разобраться... Мюллер закрывает глаза, и снова картины недавнего прошлого ме­ няют одна другую. Он видит вновь, как мотоцикл мчит его по большаку к штабу корпуса. Решив сократить расстояние, он велит солдату свер­ нуть на проселочную дорогу. Перед спуском в деревню мотоцикл чихает и глохнет. Надо продуть, а может, и разобрать карбюратор. До деревни не больше чем полкилометра. «Пройдусь», — решает Мюллер. По склону к деревне поле цветов. Белые домики укрылись в зелена садов. Вдоль дороги вишни и черешни. Солнце клонится к заходу. Пахнет цветами и медом. Но пахнет еще потом и порохом. Глядя на этот, не тронутый войной уголок земли, Мюллер вдруг ощутил потребность скинуть с себя сапоги и мундир, упасть на теплую душистую землю, пуститься по полю вприпрыжку. Он останавливается, и слушает, слушает жаворонка, парящего над ним. Но вот с попутным теплым ветром, оттуда, где в золотом заливе1 дремлет пруд, доносится грустная протяжная мелодия. За деревней, на взгорье, задумчиво притихла крылатая мельница... И все это словно в давно позабытой, чудесной сказке. Девичьи голоса удивительно стройны. В них скрыт чужой, сокровен­ ный, непонятный, но чем-то влекущий мир. У крайнего дома Курт замедляет шаг. Поют по другую сторону. Он останавливается и, затаив дыхание, прислушивается. После короткой паузы ведущий голос заводит новую, немного грустную — с раздумьем — но широкую мелодию. Словно ленты в косу, вплетаются в этот голос другие голоса. Мюл­ лер больше не хочет скрываться. Он должен -не только слышать, но дол­ жен и видеть. В конце концов, он здесь хозяин! Но стайкой вспорхнули девушки и разбежались. Осталась на ска­ мейке ручная мельничка, миска темной намолотой муки, горшок ячменя. Мюллер готов закричать вслед беглянкам, вернуть и заставить -их петь. Ш и р о к о распахнув дверь, он входит в дом. Седая старушка пятится в угол комнаты, туда, где висит икона. И вдруг кто-то становится между ним и старушкой. Мюллер видит стройную босоногую девушку. Маленькие кулаки,, две родинки на щеке и подбородке, почти детские, сочные, розоватые,, припухшие губы, большие карие, обрамленные густыми черными ресни­ цами глаза и островатые груди, резко обозначенные под тонким узень­ ким сатиновым платьем, облегающим девушку плотно до самых колен. Мюллеру становится жарко, кровь приливает к лицу. Гулко стучит его сердце. Он верит и не верит глазам. Откуда все это взялось?!