Сибирские огни, 1958, № 9

.кой», «Так рождаются герои», «Если спросят...», Здесь автор сам задает себе вопросы по поводу написанного им и от­ вечает на эти вопросы воображаемому собеседнику. Есть и менее заметные, но все-таки очень существенные особенности в мане­ ре Чжао Шу-ли, подчеркивающие на­ родность его творчества. Выше уже упоминалось, что автор очень умело использует прозвища геро­ ев: «Бестолочь», «Опасно тронуть» и * многие другие. А чего, например, стоит Ню Едва ли? Странное на первый взгляд прозвище вот как объясняется; «...это было не имя, а прозвище одного старого агента гоминдановской, а потом и япон­ ской охранки. Рассказывали, что он рас­ каялся в своем прошлом. Но едва ли это раскаяние было искренним. Поэтому- то односельчане и прозвали ею «Едва ли». А образы и сравнения, которыми пользуется автор? Их можно найти, только переворошив горы жизненных фактов и наблюдений. «Нельзя, конечно, сказать, — пишет автор, — чтобы уж вовсе не было у Мэн Сян-и:н случая поплакать: сестра ее жила неподалеку, и, встретив ее ненаро­ ком, можно было поплакать. Кроме того, у соседей тоже была молодая невестка. Звали ее Чан Чжэнь. Ее так же, как и Мэн Сян-ин, мучила и обижала свекровь, и, встречаясь украдкой, они нередко плакали на плече друг у друга». Или: «А кому неизвестно, что для свекрови найти предлог, чтобы проучить невест­ ку. так же легко, как следы осла на току обнаружить». Не надо думать, что если Чжао Шу- ли пишет о крестьянах для крестьян, то он упускает некоторые детали и факты, которые представляют для читателя, не знакомого с китайской деревней, и тем более для читателя не китайца, такие факты, такие детали, без которых вещь становится беднее, без которых она бу­ дет с трудом восприниматься. В том-то и состоит один из секретов писателя, что он, как бы запросто бесе­ дуя со своим воображаемым собеседни­ ком, как равный с равным, как с очень близким человеком, ведет все-таки эту беседу так, чтобы посторонний чело­ век — а таким «посторонним» является читатель — понимал все до последнего слова, чтобы он на каждой странице узнавал что-то новое. И Чжао Шу-ли в совершенстве владеет этим мастерст­ вом. Вот как начинается его повесть «Пе­ ремены в Лицзячжуане». «Стоит в Лицзячжуане храм Царя Драконов. Привратника в храме зовут Старым Суном. Есть у Старого Суна имя, но так как он очень стар, никто не зовет его по имени. Не величают его и почетным прозвищем, которое имеется у каждого порядочного человека, — уж больно незавидная должность у Старого Суна. И седобородые старики и только что научившиеся говорить ребятишки — все зовут привратника Старым Суном. Лет за восемь-девять до начала вой­ ны с японцами храм Царя Драконов был не только местом, где приносились жерт­ вы богам и душам предков, но и рези­ денцией сельского управления, а мест­ ный помещик Ли Жу-чжэнь был одно­ временно главой храмовой общины и сельским старостой. Поэтому и у Старо­ го Суна было два рода обязанностей — сельского стражника и привратника в храме». Два начальных абзаца повести, — а сколько мы уже узнали? Автор как бы говорит своему собеседнику — китай­ скому крестьянину — о некоторых осо­ бенностях храма Царя Драконов в де­ ревне Лицзячжуан, а мы, неискушенные читатели, уже узнали кое-что о китай­ ских храмах вообще; он говорит о том, как называют в деревне привратника, а мы узнаем, как в Китае именуют лю­ дей; он говорит об обязанностях при­ вратника, — мы узнаем о помещике Ли Жу-чжэне и даже что-то о старом по­ рядке административного управления деревней. Вот так мы могли бы пройтись по тек­ сту книги, всюду замечая это редкое ма­ стерство — мастерство говорить так, чтобы из деталей почти непрерывно вста­ вало общее, говорить с человеком, ко­ торому прекрасно известно все, что из­ вестно автору, и чутко улавливать при этом разговоре присутствие читателя. Дальнейшим развитием этого порази­ тельного умения отбирать детали так, чтобы они говорили не только за самих себя, но и о гораздо более значительной общей идее вещи, является, нам кажет­ ся, необычайно тонкое сочетание так на­ зываемого бытового и производственно­ го материала. Мы знаем, что в нашей советской ли­ тературе эта сторона писательского ма­ стерства представляет исключительный интерес. Появляются очерки «проблем­ ные», повести, если так можно выра­ зиться, «проблемно-психологические»; психологические, но с постановкой проб­ лем почти полностью «производствен­ ные». Здесь я не претендую на правильную классификацию, и если говорю об этом, так только для того, чтобы подчеркнуть существование и проблемной, и психо­ логической, и производственной повести и романа, а местами—почти очерковой формы, с которой мы знакомимся, читая Чжао Шу-ли. Наиболее типичным в этом отношении мне кажется роман «В де­ ревне Саньливань». Все время мы как будто чувствуем, видим, как развивается кооператив в этой деревне, как будто производствен­ ные процессы протекают у нас на гла­ зах, а, между тем, если мы подсчитаем