Сибирские огни, 1958, № 9
флажок (список можно продолжать до бесконечности) — «все умещается, как есть, в обычном слове: «Родина». Это уже «общее место», а не обобщение. Хорошо, когда мысль, высказанная поэ том, звучит убедительно. Но плохо, если она была абсолютно бесспорной еще задолго до того, как была написана первая строчка. Тогда «заряд» тратится впустую. Зорий Яхнин тяготеет к стихотвор ной публицистике. Даже в стихах на су губо «личные» темы у него нередко зву чат публицистические ноты. Вот где, казалось бы, простор для смелых обоб щений, для дерзких вторжений в жизнь! Но снова и снова убеждаешься,. что поэт в полном боевом и походном снаря жении предпочитает ходить по торным дорожкам. Он настойчиво доказывает читателю, что пить водку — пагубно («Случай в дороге»), что нехорошо при зывать всех ехать в неизведанные края, а. самому оставаться дома («Крылья»), что шаманы безвозвратно ушли в про шлое («Шаман») и так далее, вплоть до «любовью дорожить умейте» («О случай ном знакомом»). Жизненный материал, породивший эти стихи, безусловно, мог бы послужить основой для создания подлинных произведений поэзии. Но для этого он должен быть опять-таки осмыс лен, обобщен так, чтобы, к примеру, за шутовской фигурой шамана читатель увидел бы и нечто другое; то, что поэт Зорий Яхнин сегодня считает отжившим, то, что было некогда пугалом, а теперь стало пищей для шуток... А то ведь по лучается, что стихи заканчиваются там, где автор поставил точку, не вызывая никаких дальнейших раздумий. Короче: в стихах нет подтекста. А без подтек ста — нет поэзии. — Э! — слышу я голоса моих дру зей. — Это мы тоже давно знаем! Верно, товарищи. Вас провести нелег ко. Вам отлично известны все требова ния, предъявляемые к литературе. И перелистывая ваши сборники, можно без труда найти не'один десяток стихо творений, в которых подтекст есть, ко торые, собственно, ради подтекста-то и написаны. Ну вот хотя бы миниатюра П. Реутского: Увял подснежник голубой. Его, с земли не поднимая , Да будем помнить мы с тобой . Каким он был в начале мая . Он видел неба глубину, Он был и сам того ж е цвета , Он нико гда не видел лета , Но р ан ьш е всех встр ечал весну . Имеет п р а в е на И опять мне слышатся возражающие голоса: — Постой! Нельзя же ко всем сти хам подходить с одной меркой! Рядом с философской миниатюрой и публици- Подтекст, определенно, есть — и да же, как будто, широкий. Но беда в том, что этот подтекст случаен. Когда чита ешь подобные стихи-аллегории, скажем, у Вадима Шефнера или большого ма стера этого жанра Леонида Мартынова, ^ощущаешь, что их философский смысл всецело лежит в русле единого поэтиче ского миросозерцания. Это единство ми росозерцания составляет, как мне ка жется, основу неповторимости поэтиче ского голоса — того самого голоса, от сутствие которого досадно не только для старых оперных певцов, но и для моло дых писателей. Разумеется, философ ское мировоззрение у всех совет ских поэтов одно: марксистско-ленин ское. Но, вопреки утверждениям врагов на шей литературы, это вовсе не обознача ет полного тождества их поэтического взгляда на мир. «Соловьи золотые! Их видело детство такими», — утверждает Александр Коваленков и с нескрывае мой антипатией говорит о скучном чело веке, который «уверен: невзрачны на вид соловьи». А Степан Щипачев о том же соловье пишет: «Сидит он, серень кий, на ветке и держит в клюве червя ка», словно бы нарочно подставляя себя под огонь коваленковской иронии. Не зачем разбирать, кто из двух поэтов «прав» и кто «виноват». Правы оба — так часто бывает в поэзии. Все дело именно в различии поэтического миро созерцания. А стихотворение Реутского в его книжке «повисает в воздухе», ничем больше не подкрепленное. Его можно очень просто перенести и в книжку Пре- ловского, и в книжку Рубцовой: везде «приживется», при всем заметном раз личии «почерка» авторов! О какой же новизне и смелости тут приходится го ворить?.. И еще: не мельчим ли мы, друзья? Почему Реутскому именно сегодня захо телось написать о своем подснежнике? Почему Преловский именно сегодня ре шил воспеть багульник, который рас цвел, чтобы победить? Даже имея в ви ду все возможные подтексты, трудно от ветить на этот вопрос. Не слишком ли часто мерим мы литературу — литера турой, а не жизнью? Мы любим повторять слова: «Поэ зия — вся! — езда в незнаемое». А на практике что-то очень уж нередко это «незнаемое» оборачивается... первой остановкой пригородной электрички. с ущ е с т в о в а н и е . . . стической инвективой может стоять и мимолетная зарисовка, и музыкальный этюд, и просто «проходное» стихотворе ние. Все это тоже имеет право на суще ствование!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2