Сибирские огни, 1958, № 9

Как-то после ночной пурги, рано ут­ ром, увязая по пояс в снегу, рыбак по­ шел на озеро. Лебеди исчезли. Старик уже совсем было решил возвращаться домой, но вдруг наткнулся на птиц под крутым берегом речки. Лебеди сидели, тесно прижавшись друг к другу, почти неразличимые на фоне снега. Они были мертвы. Осматривая лебедку, старик заметил у нее на крыле нарост — след от пов­ реждения. Стало ясно, почему птица не могла отправиться в дальний путь. «— А лебедь зачем же остался? — спросила Галя. —Ведь он здоровый был. Бакенщик долго молчал, глубоко затя­ гиваясь дымом из трубки, потом тихо произнес одно слово: — Дружба!. .» О таком рассказе, как «Лебединая дружба», трудно писать, его почти не­ произвольно переписываешь чуть ли не целиком — настолько он образен и ла­ коничен. Мастерство писателя заметно зреет от книги к книге. Сравнивая произ­ ведения, вошедшие в сборник писа­ теля «Таежные встречи» (1957 г.), с их прежними публикациями, убежда­ ешься, что Ник. Устинович упорно и на­ стойчиво работает над композицией, языком, добиваясь наибольшей закон­ ченности и простоты. Заметим здесь же, что сдержанность и простота вообще ха­ рактерны для писательского почерка Ник. Устиновича. Ему чужды длинные периоды, витиеватые словесные оборо­ ты, всякого рода литературные вычурно­ сти. Тема весны, жизнеутверждения, не­ истребимой силы всего здорового, живо­ го органична для рассказов Ник. Усти­ новича. Она звучит и в рассказе «Ряби­ новый куст», и в заметках «Аромат зем­ ли», и в чудесной книге «От весны до весны», содержащей множество записей и рассказов по временам года. Трудно удержаться от соблазна привести еще несколько отрывков: «На муравейнике, что под большой елкой, в полдень показались муравьи. Десятка два-три, не больше. Они вы­ ползли из своих глубоких подземных норок и, греясь на солнце, неторопливо копошатся на сухой вершине кучи. А вокруг еще лежат обширные, непроходи­ мые для муравьев снежные поля». «На восходе солнца я вдруг услышал что-то необычайное, весеннее: не то иг­ рал ручей под снегом, не то глухо зве­ нел далекий колокольчик... Снял шап­ ку, затаил дыхание — и тут разобрал: где-то бормотал тетерев. Он токовал робко, неуверенно, но это была все-таки песня, весенняя песня! Долго я стоял без шапки, радостно прислушиваясь к волнующей лесной музыке. Сошел , я с лыж, сел на пень отдох­ нуть. В лесу стояла тишина. Только из­ редка с дерева срывался ком снега. Он мягко шлепался вниз, и освобожденная ветка, выпрямляясь, долго раскачива­ лась из стороны в сторону. И вдруг я заметил: сухой еловый пру­ тик, брошенный мною, нагрелся от солн­ ца и утонул в снегу. Я улыбнулся и всю дорогу вспоминал об этом маленьком сером прутике...» Эта влюбленность в жизнь, эта чут­ кость к прекрасному в ней — самое до­ рогое, пожалуй, качество в творчестве писателя. Картины природы, содержащиеся в творчестве Ник. Устиновича, пейзажные зарисовки, наконец, короткие записи наблюдений, сделанные как бы на ходу в разные времена года и в разных ме­ стах на необъятных просторах Сибири, — все это составляет своеобразную «таежную энциклопедию», тем более бесценную, что она проникнута челове­ ческим теплом, любовью к жизни, поэ­ тичностью, талантом. В свое время А. П. Чехов, восхища­ ясь «оригинальной, величавой и пре­ красной» сибирской природой, говорил, что она «со временем будет служить не­ исчерпаемым золотым пр'ииском для сибирских поэтов...» Это время пришло. Сибирь родила многих талантливых поэ­ тов. И в их числе — Ник. Устиновича. Золотой прииск сибирской природы, от­ крытый советскими людьми, поистине сказочно богат и неистощим. Вокруг не­ го сегодня кипит та «полная, умная и смелая жизнь», о которой когда-то меч­ тал на берегу Енисея великий русский писатель. Рассказать о грандиозных де­ лах, свершающихся в наши дни за Уральским хребтом, о людях, превратив­ ших дикую первобытную глушь в ра­ достный, цветущий край, запечатлеть неповторимую красоту родной земли — что может быть привлекательнее и вы­ ше для писателя? Вот та тема, которая должна стать главной в творчестве Ник. Устиновича — художника талантливого и самобытного.