Сибирские огни, 1958, № 8

пламенной арктической любви! То есть, любовь есть, н о .. В общем все не то! Действие развертывалось задолго до наших времен в купеческой с Р е Д е . Семейный самодержец и самодур Тит Силыч Густомесов мечтает о богатом женихе для своей дочери Аграфены. При этом он не желает спрашивать согласия ни дочери, ни жены. Аграфена боится даже заик­ нуться о том, что у нее есть собственные желания. Подвергая себя страшной опасности, она тайно встречается с молодым приказчиком Мат­ веем. В этом ей помогает кухарка Дарья. Мать знает о любви дочери к Матвею, но преподает ей немудрую древнюю науку смирения: «...Не на­ до, Грушенька, плакать. Оно- всегда так было, испокон веков. Так и бу­ дет завсегда. Стерпится — слюбится». Вот найден и достойный жених. Это уже немолодой, грубый и такой же, как Тит Силыч, самодурствую­ щий купец Григорий Зотыч Маланьин. Назначен и день свадьбы. Д е­ вушки и свахи готовят Аграфену к венцу. Близится роковой час. Вдруг в доме возникает переполох: приказчик Матвей удавился в амбаре. Агра­ фена падает в обморок. Появляется Тит Силыч. Он вопит на дочь: «...Это еще что за новость?! Удавился — и к лучшему! Удавленник в до­ ме — к счастью. Ты этого, дура, не понимаешь. На вот, спрячь...» — и дает дочери кусок веревки, на которой кончил жизнь любимый человек. Веревка от повешенного, по поверьям, приносила счастье... В последнюю минуту перед выездом в церковь Аграфена выпивает какую-TOi отраву и умирает... Все в этой пьесе не нравилось Жене Климаеу, а главное, — его воз­ мутила полнейшая пассивность Матвея. Парень обязан был открыто вы­ ступить против Густомесова, начать с ним беспощадную борьбу и сбро­ сить тяжкий гнет. Вере мелодрама тоже не понравилась. Она напомнила ей ее собст­ венное детство. Хотя отец ее и не походил на Густомесова, зато на мате­ ри в пьесе и на живой матери Костецкой лежала общая печать покорно­ сти чужой воле, примиренности с судьбой. — Какой он бессердечный, этот писатель! —- с досадой сказала она.— Разве обязательно было, чтобы Матвей повесился, а Груня отрави­ лась? Лучше бы с Титом Силычем что-нибудь сделать. —■Старая пьеса, •— сказал Климас, — вон и страницы желтые. — Да, и публике, Женя, это не понравится. Еще ругаться будут,, зачем мы такое разыгрываем! — Знаешь что? -— вдруг воскликнул Климас. — Мы пьесу переде­ лаем. Мы их в живых оставим... Честное слово, переделаем... — А ты разве умеешь? — недоверчиво спросила Вера. — Ты ведь не писатель. У тебя... — Напишу! Переделаем, — уверенно ответил Климас. — Вот по­ смотришь! И все свое свободное время он стал отдавать работе над пьесой. Подвигалось дело очень трудно. Климас с удовольствием бросил бы эту затею, но пути назад не существовало. Придет Вера и сразу спросит: — А как с пьесой, Женя? Что он ответит? Признается в несостоятельности? Скажет, что он болтун? Никогда! Климас работал, писал, зачеркивал, опять писал, еще раз зачеркивал. И он добился: пьеса была готова! Читал он ее Вере вслух и каждый раз, когда доходил до мест, им написанных, менялся в голосе, краснел. А пьеса теперь выглядела так: Матвей ведет себя молодцом; он ни в чем не уступает Титу Силычу; Аграфена не подчиняется отцу, вступа­ ет с ним в пререкания. «Вы — ирод, тятенька, — говорит она отцу в гла­ за. — Душегуб вы, палач и эксплуататор. Но я сама знаю, что мне де­