Сибирские огни, 1958, № 8
...Две упряжки — двенадцать оленей — мчались сквозь мглу. Ни чего не было видно, даже спины каюра. Только слышалось завывание вет ра, да снег больно хлестал лицо. Нарты иногда подпрыгивали на каких- то невидимых препятствиях, кренились то в одну, то в другую сторону. Конечно, в такую погоду любой, самый опытный путешественник сбился бы с дороги. Но1олени шли от «дыма» к «дыму» и безошибочно останавливались у причалов. Сойдя с нарт и увязая в снегу, путники с трудом находили человеческое жилье. Кое-где у дверей дежурили ра бочие, беспрестанно откидывая лопатами наметаемый снег. Они награж дали нелестными эпитетами пургу, пробовали шутить, но и шутки полу чались кислые, невеселые. На каждом причале в какой-нибудь землянке вокруг приезжих со бирались рабочие, прорабы, десятники. Всюду Крушинекий внушал од ну мысль: всякое начало трудно; нужно только, чтобы не было испуга; страх — это паралич... Фаткуллин говорил с начальниками причалов об организации работ, снегозащитных устройствах, снегоуборочных снарядах. Алексеев потом отдельно беседовал с коммунистами и комсомольцами. Всюду, где они побывали, люди становились бодрее, начиналась ра бота — сражение с пургой. . . .. Фаткуллин и Алексеев по одному отстали на причалах от Крушин- ского. Теперь одна только оленья упряжка, все мчалась и мчалась реч ной долиной,, чудом отыскивая засыпанные снегом поселки строителей. . ...Ночь. Временами было что-то, похожее на рассвет, — воздух светлел, и можно было видеть беснование снежной стихии. И снова ночь. Очень длинная, такая длинная, что понятие времени, казалось, исчезало. И вдруг все стихло'. Это мгновение было неуловимо. Мир, привыч ный мир, вернулся на свое место. Клочья седых туч поспешно откатыва лись прочь, обнажая умиротворенное небо и звезды на нем. Иван Серге евич подумал: может быть, он спит и все это видит во сне? Но мир был реален. Пурга кончилась. Упряжка повернула к причалу. Крушинекий, с посеревшим от бес сонницы лицом, с глубоко запавшими глазами, тяжело передвигая свин цовые ноги, спустился в землянку. В парном тепле ее он почувствовал смертельную усталость и потребность уснуть, будто и в самом деле про вел эти дни в физическом единоборстве с пургой. Превозмогая усталость, Крушинекий приказал вызвать радиста и передал через радио Пыр-Шора приказ: всех людей бросить на расчист-- ку дороги, груженым автомобилям немедленно выходить в путь! Не раздеваясь, он упал на топчан и тут же провалился в небытие. Н а л е д ь Спал Крушинекий долго. Разбудили его по распоряжению, передан ному по радио из Пыр-Шора. Радист причала долго воевал над телом начальника: тряс, поднимал его голову, и отчаявшись в своих усилиях, начинал негромко упрашивать: — Товарищ начальник! А, товарищ начальник! Прошу вас, просни тесь... Климас требует немедленно вручить депеши. Так и говорит:, жи вому или мертвому — все равно. Крушинекий никак не отзывался и на уговоры. Радист сердился: — Вот, черт, спит! Откуда только в человеке такое может быть?.. И снова тряс за плечо, кричал. Убежал на рацию, сообщил Климасу: — Спит, не могу разбудить.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2