Сибирские огни, 1958, № 8
ка вмерла. Скушно стало. 3 родных мист далеко ездить не случалось. А тут чую балачки: север да полюс, снег да лед, да Челюскин, да Крен кель... Запала думка: дай побачу, яки таки полюс, яки Северный океан, шо це за тундра... А то Неметчину видал, Францию видал, даже по-италь- ски одну песню знаю... Я у плину у ту войну був, а у себя дале Одессы нигде не бувал. Пошел та записавши на Северный полюс... — Да не на полюс. — А то куда же? До него, до полюса, скильки верст отсюда? — Далеконько, Дмитро. — Все равно, и туда железную дорогу протянем... — Туда нельзя. Там море, океан. — Наши какое ни на есть приспособление, однако, выдумают. Вез де пройдут. — Бойкий ты! Стрелочником на Северном полюсе будешь. — Бойкий бул! В ту войну в разведку любил ходить. — Ну, вот и теперь в разведку попал. Значит, дорогу мы стобой построим? — А як же! Тильки снегу тут дюже богато. Як бы тут лита совсем не було, легше было бы. По льду паровозы бегали бы... Крушинекий встал, сделал несколько шагов по комнате. — Тебе не нравится здесь? — Ни! Побачить интересно, а жить... ни... дюже бисово место. — Зачем же тогда дорогу строим, если люди жить не будут? — Попеременке будут. Як на дежурстве. Одни поживут — другие- приедут. — Это ты неправ, Дмитро. Плохо тут, трудно, но люди сделают — хорошо будет. Сибирь раньше тоже неприветлива была. Тайга, болота, кочки, холода... А теперь — благодатная земля. Человек, если захочет,, все может... — Може буть... Вам чаю еще налить? Дмитро поставил на стол стакан горячего чая и, вздохнув, сказал: — Теперь на Херсонщине гарна погода стоит. Солнца богато... тепло... Крушинекий невольно вспомнил о домике с верандой, который оста вил в Сибири. Там теперь все наливается золотом. Прекрасны дни сибир ского бабьего лета. Чудесна земля, прикрытая слоем желтого листа и поникших трав. Краснеет рябина. По утрам на все ложится иней, но- солнце скоро растапливает его, и тогда все выглядит только что умытым. И дни стоят яркие, светлые, воздух прохладен, чист... Как бодро, как за мечательно хорошо жилось, дышалось и работалось в эту пору! Дмитро прервал мечты Крушинского. — Вы, Иван Сергеевич, нынче спать будете или як? — с хитринкой спрашивает он. — Как -же, как же! — встрепенувшись, ответил Крушинекий. — Спать надо, обязательно спать... Теперь который час? Погасив огонь и растянувшись в постели, Крушинекий не может бы стро заснуть. Мозг успокаивается не сразу. И бывает так, что Иван Сер геевич и ночью вскакивает с постели, зажигает свет и торопливо пишет в блокноте кривыми, беспорядочными строками... пишет на память для завтрашнего дня, для будущего года. Но каждое утро, сбрасывая с себя одеяло, он задает дневальному один и тот же вопрос: — Как там, Дмитро, на улице? Холодно? Спокойный, флегматичный Дмитро неизменно отвечает: — Ни! Як було'учера, так воно и сегодня!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2