Сибирские огни, 1958, № 8
жал на носилках недвижимо, вытянувшись на спине и став от этого как будто даже длинней. Взгляд его был туманен и устремлен куда-то вверх. Возвратившись к Рябкину, Надя схватила его за рукав гимнастерки и почти простонала: — Рябкин, милый! Ну, как там у нас?.. Надю мучали думы о том, кого еще ранят сегодня, кого убьют. Без этого не бывает на фронте. Но об этом никто и не может знать. Рябкин развел руками — он знал очень мало. В последнее время нервы девушки были особенно взвинчены. Чу жая радость, задорный смех, даже заботливое участие подруг раздра жали ее. И только раз на прямой вопрос Ани: «Что с тобой, подружка?»— Надя доверчиво подняла большие, словно омытые росой, синие глаза, и, опустив голову ей на плечо, тихо заплакала: — Боюсь я что-то, не знаю чего, а боюсь... Но Надя знала, чего боялась: Олег впереди, там, где бушуют бои. Чем дальше он от нее, тем тревожнее на душе. Не раз за последние дни она вспоминала тот вечер в дубовой роще, когда Олег впервые поцеловал ее. Тогда она испугалась и оттолкнула его. Но, выдержав жестокую борьбу со своей упрямой девичьей’ гордо стью, задумалась: права ли она? И ответить себе не могла. ...После того, как из груди Арутинова была изъята пуля, его поло жили в палату рядом с бойцом, который горестно говорил Наде о детях. Исход операции обнадеживал ее: Миша очень обессилел, но жизнь в нем была удержана. В тог миг, когда Надя вошла в палатку, чтоб подойти к нему, над медсанбатом с ревом и оглушительной пулеметной трескотней пронес лись «мессершмитты». Раздались стоны и крики. Люди без ног — пыта лись ползти, без рук же, что могли ходить, — высыпали из палаток. На дя остолбенела и ужаснулась. «Мессершмитты» повернули на второй за ход и снова ударили по медсанбату. Спустя минут десять из палатки выздоравливающих вновь понесли в операционную двух тяжелораненых бойцов. Четверых отнесли за территорию медсанбата, чтобы зарыть в брат ской могиле. Среди них были боец с задумчивыми серыми глазами и Арутинов. Глаза Арутинова были раскрыты. Когда-то подвижные, озорные, сверкающие, как антрацит, они враз утратили блеск. Никто не решил ся закрыть их. В полдень с переднего края был доставлен .раненый гитлеровец. Надя наотрез отказалась даже притронуться к нему. Девушка отыскала начсандива и потребовала немедленно отправить ее обратно в саперный батальон, откуда она была отозвана временно. — Голубушка, но почему вы так решили? — недоуменно пожал плечами седеющий человек с очками на кончике носа. — Не могу! — заявила Надя. — Там мои люди, и я должна быть с ними. В ее воспаленных глазах, на всем ее лице отражалось такое отчая ние, что начальник санслужбы дивизии с тревогой подумал: «Уж не больна ли она?» Аня, сочувствуя подруге, подсказала ему: — Пустите ее, Самуил Абрамович, она успела привыкнуть к своим людям, а здесь ведь у нас — портновская... Начсандив испуганно взглянул на хирурга, который спас сегодня не одну жизнь, и, махнув рукой, отвернулся. Скандалов с женщинами он боялся больше бомбежек. — Хорошо, голубушка, дня через два я вас отпущу. Мне обещали
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2