Сибирские огни, 1958, № 8

ваются вперед. Поляну приходится преодолевать почти бегом. Саперы следуют за первой стрелковой ротой. Очевидно, немцы не знают конк­ ретной обстановки и их батареи бьют наугад. Людям кажется, что стоит достичь опушки, и она укроет и приютит. Но опушка словно прочесана гигантским стальным гребнем. Всюду торчат голые стволы. Их гордый зеленый убор обломан, опален и без­ жалостно разбросан. Там, где была оборона .немцев, теперь валяются каски, пулеметные ленты, цинковые патронные ящики, котелки, шинели, фляги, винтовки, гранаты с длинными деревянными ручками и гладкие лимонки. Горькую усмешку вызывает изобилие тряпья, бумаги, цветных сигаретных пачек и прочего хлама. Кто-то вынес из блиндажа портрет Гитлера, подрисовал куском дре­ весного угля петлю вокруг шеи фюрера и подцепил рамку за сук осины. Сбоку, бороздя землю, рикошетит болванка. Хаво с издевкой кричит: — Держи ее! Лови галушку! В рот фюреру ее! Курганов чуть не спотыкается о труп и делает поспешно несколько шагов в сторону. Но под ногами другая распластанная фигура гитлеров­ ца. Его рука отброшена в сторону, в кисть ее словно кто-то вложил ку­ сок суглинка. Почерневшие пальцы застыли, едва удерживая горсть земли. — Ну что, наелся? — басит над ним Хаво. А вот и труп нашего бойца. Он лежит лицом вверх, с карабином на груди. Кажется, боец спит тяжелым солдатским сном. Спит после долгих и тяжких походов, спит так, словно об этом мечтал всю жизнь. Он сде­ лал все, что мог, -и теперь с сознанием выполненного долга отсыпается за все те ночи, в которые не смыкал спокойно глаз... С каждым пройденным метром отчетливей доносятся разрывы гра­ нат и перестрелка. Впереди действует второй батальон. Артиллерия немцев, из опасения ударить по своим, бьет в глубину нашей обороны. Нарастает яростная артиллерийская дуэль. В небе появ­ ляется «рама» — самолет-разведчик. Она недолго кружится над лесом, затем улетает на запад. — Держись, славян! — кричит Арутинов Хаво. — Ой, какой дело будет! — Ничего, Миха, ничего... Я тебя за пазуху спрячу. — Ай, яй. Большой чудак, — сверкает Арутинов глазами-вишнями. ...А через несколько минут Курганов видит, как Арутинов опускает­ ся на колени. Руки его в крови, лицо стало желтым, глаза затуманились, рот полураскрыт и искажен мучительной болью. Он жадно глотает воз­ дух и пробует разорвать на груди гимнастерку. Подоспевший санитар привычной рукой накладывает повязку на безобразную рваную рану. Товарищи удрученно молчат, стоны Арутинова отдаются болью в их сердцах. Третьяков нарушает молчание: — Не забывай, Миша... И этим сказано все. В этих словах и жалость, и ласка, и утешение, и напутствие. В этих словах обещание не забыть самого Михаила. Саперы спешат за колонной стрелков, Курганов на минуту задер­ живается. Арутинов ослабевшей рукой тянется в карман. Он достает что-то продолговатое, завернутое в грязную тряпичку, и протягивает командиру взвода. Ресницы Олега часто вздрагивают, он сдержанно жмет руку бойца и, закусив губы, отворачивается. В тряпице — финский нож с наборной ручкой и кожаные ножны. Он долго и старательно готовил подарок, выбирая случай вручить его! На стали выгравирована надпись: «Л-ту Курганову от Миши».