Сибирские огни, 1958, № 8

Ф е д о р о в . Как? М а л а н ь я . Ты, как старшой, возь­ ми его в эту... ну, в кассу-та, как ее... Ф е д о р о в . В кассу взаимопомощи? М а л а н ь я . Вот, вот, взаимной по­ мощи. Ф е д о р о в . Да. (Пауза. Степану). Степан, дай расписку Маланье Тихо­ новне (Степан пишет), что получили от нее на общее рабочее дело — саморо­ док. (Степан дает расписку Федорову, Федоров передает ее Маланье). Храни ее и детям передай. Пусть гордятся — какая у них мать. М а л а н ь я . Да что вы, Федор Семе­ нович! (Смущенная ушла). С т е п а н (взял самородок). Фунта полтора потянет, рублей на пятьсот. Ф е д о р о в (взял самородок). Нет, Степан. Этому самородку цены нет. (Передавая самородок Тюкину). Так я говорю Андрей Егорович? Т ю к и н (поскреб самородок). Ишь, заблестел! (Взглянул на Федорова). У человека душа, тоже вот вроде золо­ та.... Много к ней, конечно, прилипает всякого, а поскребешь — блестит». И когда после ухода Маланьи заяв­ ляются к рабочим помощник управляю­ щего Еремин и главный инженер Гам- мер в сопровождении стражника, Федо­ ров убежденно и радостно бросает им в лицо: « ...— Пока наши требования не будут выполнены, никто на работу не вый­ дет!» Это категорическое заявление вполне мотивировано психологически именно потому, что подготовлено самим развер­ тыванием действия. Волнуют зрителя и те эпизоды, в ко­ торых он видит, как зарождается, как зреет чистое и сильное чувство — лю­ бовь Федорова и активной подпольщи­ цы, учительницы Светловой, как внешне сдержанно, но со жгучим страданием в сердце произносит Федоров, узнав, что Светлова тоже убита во время рас­ стрела: «— Да-а... Вот я и осиротел...» Есть в пьесе образы схематичные, на­ пример, жандармский ротмистр 'Грещен- ков, меньшевик Полозов. Неудачен образ Анны, жены Ереми­ на, любовницы Демчинова. Это очень традиционный «литературный» персо­ наж, во всей линии которого сквозит до­ вольно дешевый мелодраматизм. Осталь­ ные женские образы пьесы значительно ярче. Эпилог «Кануна грозы», рисующий несломленность рабочих после кровавого подавления забастовки, их решимость сражаться до неизбежной победы своего класса, по сути дела воплощает в себе те новые драматургические принципы, которые Вс. Вишневский определил как «оптимистическую трагедию» и блестя­ ще воплотил в одноименном произведе­ нии, и которые знакомы советскому зрителю еще по нескольким, правда, не­ многим историческим пьесам. Это яв­ ственно ощутимо, например, в посвящен­ ной Юлиусу Фучику пьесе Юр. Буряков- ского «Прага остается моей» и в пьесе М. Максимова «Навсегда» («Никогда не забудем!») — о героической борьбе омских большевиков, в «Песне о черно­ морцах» Б. Лавренева и, конечно, в «Гибели эскадры» А. Корнейчука или в инсценировке фадеевской «Молодой гвардии». И эти крупные идейно-художествен­ ные достижения закономерно входят в основной фонд драматургии, созданной методом социалистического реализма? Несмотря на некоторые недостатки, «Канун грозы» — подлинно народная драма, занявшая видное место в нашей исторической драматургии и вполне за­ служенно удостоенная Сталинской премии. В совершенно ином, очень своеобраз­ ном жанре создана стихотворная пьеса «Поэма о хлебе», показанная Иркутским театром в прошлом году в Москве. Здесь уже не революционное прошлое, а самые острые вопросы сегодняшней жизни волновали автора. Какова идея пьесы? Дадим слово одному из главных героев этого «романтического представ­ ления» — агрохимику Иванову, колхоз­ ному агроному в прибайкальском селе­ нии Андун: «— Ты не понимаешь , Как сложно все , к ак в нашем тесном мире Все связано . Андун и Прикарпатье , Кровь Лукаш а из дальни х Дорожан И гр я зн а я во зня з а океаном . Все сплетено . Вот мы с тобой в Сибири Работаем , а з а трудом твоим , Моим,, ее весь мир следит!.> Эти слова очень точно объясняют замысел автора и все особенности по­ строения пьесы. В сменяющих друг друга эпизодах на­ рисована, пусть даже лишь очерчена пунктиром, широчайшая картина совре­ менности. Действие, начинающееся на одном из перекрестков военных дорог в Германии в первые дни после победы над фашизмом, «перепрыгивает» (с по­ мощью интермедий, в которых использо­ ван киноаппарат) в номер московской гостиницы, оттуда — в сибирский кол­ хоз. Но уже в конце первого акта и в начале второго кинематографический прием «наплыва» перебрасывает дейст­ вие за океан — в столицу США, в ка­ бинет миллиардера Мактейлла, руково­ дителя международного пшеничного пула, а в следующей картине «луч про­ жектора высвечивает на тюлевом зана­ весе слова: «Восточная Европа». За­ тем — снова Москва, снова Сибирь... Однако внутреннее единство действия не прерывается, зачастую даже как бы непосредственно продолжается в столь далеких друг от друга местах, причем 2. «Сибирские огни» МЬ 8. UlUfibi№ f 1 би б л и о т е к а j