Сибирские огни, 1958, № 8

ко було. Баба моя ни як не хотела заходить в этот колхоз. В одной борозде не хочу ходить, вопила вона. — Так она ж тебя тогда и побила за этот колхоз, •— вмешался Кирилл. — Ну и побила. А шо с того? Верх все же мой оказался. Куда денется ба­ ба? Куда иголка, туда и нитка... А ты помнишь, якой я был песенник? — пе­ ременил Никита тему. Видать он не любил, когда вспоминали, как била его баба. — А ты спой, Никита! — сказал’ молчавший до этого Новак, вид у него был какой-то праздничный: в соломенной шляпе с приспущенными полями, в новой рубахе, заправленной в брюки. — Шо ты казал? — переспросил Никита, склонив голову. — Я говорю — спой! — Могу, — с готовностью ответил Никита и посмотрел на меня. — Вот Кармелюка. — И приятным стариковским, немного надтреснутым тенорком, затянул: За Сибирью солнце всходить , Хлопцы не зевайте , Да на мене, Кармелюка, Всю надежду майте . Никита Иванович замолк, и по морщинистым щекам поползли слезы. — Не могу билын... Да и забыл вже. Старики сидели молча. То ли они вспомнили свою молодость, то ли им стыдно стало за своего товарища, который вдруг пустил слезу. Я видел, как- часто моргает покрасневшими веками маленький и худенький Кирилл Трофи­ мович. К нему плотно прижалась внучка, исподлобья посматривая на .Никиту. Живет Кирилл Трофимович с дочерью и зятем, бригадиром тракторного от­ ряда Барилло. Один его сын погиб на фронте, второй — в этом же колхозе, а третий, как вернулся с фронта, так и остался в Сочи, где работает следова­ телем. Старику уже 86 лет, но он еще бодр. Бодрым и крепким выглядит и Иван Назарович Новак. Ему 70 лет. Он три года тому назад ездил на свою родину, в Киевскую область, но так привык к Сибири, что скоро вернулся обратно. В прошлом году старик еще плотничал и за год заработал 600 трудодней, нынче его определили в колхозный сад. Новак работал и председателем колхоза и заместителем. Будучи садовни­ ком, он по-прежнему оправдывает доверие односельчан. Сад занимает пять гектаров. Здесь есть анисовка, белый налив, непобеди­ мая Грель, ранет пурпуровый и другие сорта яблок. Собирали сад по деревцу, выписывали саженцы из Омска, Бердска, любовно их выхаживали, пока каждое из них набирало силу. В 1956 году собрали одних яблок 80 центнеров. От са­ да колхоз получил 70 тысяч рублей дохода. Беседа, видать, утомила стариков, и они потихоньку стали расходиться по домам. Когда мы остались вдвоем с председателем, он, сдерживая улыбку, сказал: — Хороший старик, этот Никита Иванович, хозяйственный. Каждый гвоз­ дик приберет, ни одной гаечки не пропустит. Я помнил, как он ненавидел кулаков и вечно на них батрачил. Крепкие мужики тоже отвечали ему ненавистью. Когда была продразверстка, то он, если находил спрятанный хлеб, то не считался даже с родственниками. «Рабочие Москвы и Ленинграда голодают, а вы хлеб прячете!» — говорил он и брал все подчистую. Один мужик тогда чуть не убил его за то, что он раскопал его яму, в ко­ торой была спрятана пшеница. Этот мужик жив и сейчас, и как только встре­ чается с Никитой Ивановичем, так обязательно затевает ссору. За колхоз Никита горой. Частенько поругивался из-за этого и с женой. Когда он вздумал вступить в сельхозартель, то получился в семье целый раз­ лад, Днем он тащил бричку в колхоз, а ночью жена волокла ее обратно. Од­ нажды у них произошла такая баталия, что вся деревня сбежалась. Сидят оба у брички и ревут в голос. Баба кричит: «Навязался ты на мою шею со своим колхозом», а он: «Да пропади ты пропадом, вражина». — Вы, наверно, заметили, — сказал Сергей Леонтьевич, — что пришел он сюда босиком? Он всегда так ходит, до самых морозов. И ему нипочем, не берет никакая болезнь В раскрытое окно залетали звуки гармошки, и звонкий девичий голос вы­ водил частушки. — Это девчата готовят клуб к зиме, — пояснил председатель. Выйдя на крыльцо, я увидел группу девушек, замешивавших в ящике из­ вестку. Одна из них, круглолицая, чернобровая, задорно крикнула: — Идите помогать!