Сибирские огни, 1958, № 8

Какова-то Морозовка сейчас? Я ее помню бедной, заброшенной, с занесен­ ными по крыши снегом хатками из самана и земляных пластов. И вот мы въезжаем в Морозовку. Взору представляется широкая улица с ладными домиками. Вид их веселый, стоят они точно игрушки, с разукрашен­ ными и разрисованными ставнями. Машина завернула за угол и вышла к большому саду, огорошенному же­ лезной изгородью. В саду ровные тополи. Между ними дорожки, посыпанные чьей-то заботливой рукой песком. — Это колхозный сквер, — говорит Козлов. —- Сами вырастили. А там, за гривой, фруктовый сад. Замечательный. Такого сада нет ни в одном колхозе района. Вот тебе и Морозовка, отсталая, некультурная! И у меня невольно появи­ лось чувство гордости, точно этот сквер и этот сад сажал и выращивал я вме­ сте со своими слушателями. Остановились около большого дома с крыльцом. Этого дома тогда не было и в помине. — Вот и правление колхоза. Сейчас мы познакомим вас с председателем артели имени Куйбышева товарищем Труновым Сергеем Леонтьевичем, — го­ ворит Козлов. Трунов! Силюсь припомнить. Сколько, однако, в памяти ни копаюсь, Тру­ нова припомнить не могу. Нет, тогда такого не было. Помню Прибору, Цыга- ненко, Новака, Кондратенко, Подлужного, кулака Мухоеда... А Трунова как будто и не было. Да, действительно, не было. Это, оказывается, агроном, ко­ торый ‘приехал из города помогать колхозникам налаживать многоотраслевое хозяйство. На крыльце дома сидят два сгорбленных старика. Один черный, с оклади­ стой, поседевшей бородой, другой высокий, худощавый. Черный пытливо смот­ рит на меня. Я здороваюсь. — К вам приехал товарищ, который работал здесь в 1925 году, — пояс­ няет Козлов. Вместе со стариками мы заходим в контору колхоза.. Черный идет, опира­ ясь на палку, заглядывает мне в глаза: — |Как ваша хвамилия? Называю. Старик задумывается, а потом машет рукой: нет, дескать, не помню... Козлов открывает дверь кабинета председателя колхоза и приглашает ме­ ня. Захожу. Двухтумбовый стол, перпендикулярно к нему — простой стол, на­ крытый зеленым сукном; вдоль стен полумягкие стулья, диван. Вот бы тогда, думаю, было такое помещение для занятий! Тут же и старик с палкой. Он садится на диван и тихо спрашивает: — А меня ты помнишь? Подлужный я, Иван Григорьевич. — Конечно помню! — обрадовался я, силясь восстановить в памяти того Подлужного, которого знал в молодости. Да, это он. Те яге широкие плечи, та ж е окладистая борода. Только она поседела и поредела. Старик оживился. — Значит, помнишь? Видишь, какой я старый стал, да еще и больной. [Подлужный остался совсем одиноким и живет на обеспечении колхоза. За «го хатой смотрят комсомольцы, — и моют полы, и дрова заготовляют. В кабинет вошел председатель, а за ним целая группа стариков и молодых колхозников. Пришли Никита Иванович Кондратенко, Кирилл Трофимович Кондратенко, Иван Назарович Новак. Никита Иванович был без шапки. Копна седых волос растрепана, точно он только что встал с постели. Он такой же балагур, как и в молодости, но слышит плохо, подставляет к уху ладонь и склоняет при этом на­ бок голову. Он и ходит, и сидит немного набок, — такая уж выработалась при­ вычка. — Помню тебя, — говорит он. — Как же! Тогда ты еще у Приборы Ада­ ма жил. Да и Новак помнит. Помнишь? —• обратился он к рослому старику в шляпе. — Адам Прибора погиб на фронте, его жена живет в Карасуке, а брат Андрей умер. Когда Никите Ивановичу сказали, что его хочет видеть старый знакомый, он бросил работу в огороде, где выкапывал картошку, и в чем был, побежал в контору. Сейчас он вспоминает всю свою жизнь, его белая борода трясется в такт каждому слову. — Ты ведь помнишь, — говорит он, склонив голову, — шо мы тогда гар- низовали машинное товариство? Ну да, это было при тебе. Прибора Андрей был еще председателем. Семей десять було тогда: Мистюки, Сидоренковы, Рудь... Ох и дружно робили. Сеяли сообща, молотили тоже, а хлеб делили по 2 5 пудив на душу. А потом, когда ты уехал, мы перешли на колхоз. Труднень­