Сибирские огни, 1958, № 8

дой мужик, вот и то место, где стоял его дом. И ходил он по селу, как ходит хозяин по своему дому, гордо выпятив грудь. Мужик был охоч до баб и имел трех жен — в Карасуке, в Веселовке и третью — в Черной Курье. Карасукская жена до того разобиделась на коварст­ во своего «мужа», что выдала его, как фальшивомонетчика. Милиция сделала обыск и обнаружила станок и изготовленные фальшивые деньги. Чирков не стеснялся обсчитывать, батраков, обманывать середняков, а при удобном случае подставлял ногу и богатеям. Так поступил он с Черепановым, су­ мев отобрать от него ямщину. — Ничо, и на его долю хватит, —' говорил он ухмыляясь. ...В конторе колхоза сидели счетные работники: две молодые девушки и пожилая женщина. Девушки взглянули на меня и снова защелкали счетами. Пожилая долго смотрела, а потом спросила: — Вам кого, товарищ? — Председателя. — Он в поле. Поставив чемодан в угол, я сел на свободный стул. А женщина все смот­ рела и смотрела. — Где-то я вас видела, — сказала она. — Наверное, здесь, в Черной Курье. Я тут работал в 1925 году. — Я вас немножко помню, — воскликнула женщина. Вспомнил ее и я. Когда-то это 'была краснощекая и задиристая девчурка лет семнадцати. А сейчас передо мною сидела женщина, которой было не мень­ ше пятидесяти. — Вы не скажете ли, где живет Борис Васильевич Гуселетов? — Борис Васильевич? Живет в новом доме. В самом центре, напротив клуба. Домик с палисадником. Оставив чемодан, я вышел на поиски. Заглянул в магазин. Чисто, простор­ но и множество всяких товаров. Торговля шла бойко. Покупали посуду, сахар, мануфактуру. На прилавке лежали огромные куски драпа, бостона, шерстяных тканей.^ Вспомнился магазин двадцать пятого года: маленький, деревянный, не­ уютный. В нем и запах был какой-то особенный: пахло дегтем, кожами, селедкой. Обогнув клуб, я вышел к тому месту, где стоял дом родителей Маруси, ныне жены Мацко. Здесь вот, около молодого тогда тополя, мы стояли вместе с Вячеславом и ожидали, когда выйдет из дома Маруся, и строили планы на будущее. Он уже тогда мечтал попасть в высшее учебное заведение и стать пре­ подавателем. — Не знаю только, как быть с Марусей, — говорил он, тяжело вздыхая. — А вдруг она не согласится переживать со мною трудности студенческой жизни... — До того, как ты закончишь институт, она с успехом может жить у ро­ дителей. Неужели ты думаешь, что она не проживет в разлуке и месяца? — Ладно, Ваня, оставим этот разговор, а то поругаемся. ...Со стороны колхозной конторы показалась девушка, и мне чуть ли не представилось, что это Маруся, что я снова молод и живу в Черной Курье. Придя в себя, я спросил: — Девушка, вы не знаете, где живет Борис Васильевич Гуселетов? — Да вы стоите напротив этого дома. Действительно, это был домик, о котором мне рассказывала женщина из правления колхоза: с палисадником, огороженным забором. Во дворе стояла распряженная лошадь. Значит, хозяин дома. Я вошел в хату. За столом сидел седой, как лунь, дед, а напротив — маленькая, худень­ кая старушка. Дед повернул в мою сторону седую голову. Да, это он, Борис Васильевич Гуселетов. Тот же быстрый взгляд, те же маленькие, подстриженные усики. — Узнаете? — Не припомню. — Да это ж, Иван Николаич! — встрепенулась старушка. — Неужели ты, старый, не узнал. Тот, что жил у нас на квартире. — Федора Ефимовна, здравствуйте! — чуть ли не выкрикнул я. — Ну вот, едят тя в коврижку, узнал тебя и я. Здравствуй же! Какими судьбами? До вечера шли разговоры и воспоминания. Переворошили все и всех. — А я ведь частенько тебя вспоминал, когда начиналась коллективиза­ ция. Ты ведь тогда говорил: «Погоди, Борис, будет и на нашей улице празд­ ник». Вот он праздник и наступил. Кулаков всех повыселили, а которые были половчее, те сбежали, да поустроились кто-где. А мы, вишь,, какой колхоз от­ грохали! Только стар я робить-то. До прошлого года был в правлении на вся­ ких командных должностях, а теперь, вишь, хозяевую на току.Старость, гово­ рят, не горе, да и не счастье. Правда, горе будет тогда, когда на свой след сту­