Сибирские огни, 1958, № 8

—1 Ну и соя мне сегодня приплелся! Представьте: работаю я в какой-то конторе, и знаете кем? Секретарем-машинисткой. Он хохочет, по своему обычаю отчаянно жестикулирует. Нам сразу стано­ вится гвесело. Даже на утомленном лице капитана ■— улыбка. — А что, — говорит он, — сидел бы себе в тепле, выстукивал труляля, маникюр на ногтях. — И в самом деле, — смеется Виктор Львович. — В четыре утра я бы и спал самым сладким сном, не то, что теперь: холод, ветер... В-р-р-р! Ох, уйду в машинистки! — Так, так, — одобрительно говорит третий штурман. — Один началь­ ник засобирался в контору. А вы куда, товарищ капитан? — А я — в театр, в артисты. Что я здесь? Капитан, извозчик. А там — слава, аплодисменты, восторги. Идешь по городу, на тебя оглядываются. Капитан не случайно заговорил о театре. Одну зиму, еще в молодости, он пел в оперетте и не без успеха. Но пришла весна, и он убежал на реку гонять плоты. Что заставило его променять сцену на опасную, страшно тяжелую рабо­ ту плотогона — непонятно. Вообще, в капитане мне многое непонятно. Странная порода людей — речники! Позже я познакомился с одним очень пожилым человеком, тоже капитаном. Я видел его в тот день, когда он соби­ рался в рейс на остров Диксон. Почтенный капитан этот давно был уже пенси­ онером, прославленное имя его присвоено большому теплоходу. Какая же сила заставила шестидесятилетнего человека в штормовое осеннее время на неболь­ шом суденышке идти в далекий трудный рейс? Почему не остаться дома, си­ деть в тепле, нянчить внуков? — Нет, я не думаю, что эта сила — в таинственном шелесте банкнота. Раз­ бойничьи ночи, прелестные закаты, штормы, величавая красота труда на реке, — это, видимо, и есть та непостижимая сила. Енисей крепко держит того, кого полюбит... — Ну-с, так как я не машинистка, а, волею судеб, первый штурман, — за­ говорил Виктор Львович, — то подвахтенным приказываю оставить рубку и занять места на койках, согласно должности и достоинству. Право руля! Начинался день! X I I . Ст р е к о з а Митя — поэтичное создание. У него тонкий стан, легкая походка и боль­ шие глаза. Нет, не глаза, а нежные тоскующие очи. Светлые волосы Мити уло­ жены волнами, и весь облик его необычайно приятен. Такие лица встречаешь на рекламах парикмахерской или дешевенькой фотографии. Он стоит перед штурманским окном в изящной позе и с чувством, всей душой, поет: Только у любимой могут бы ть т аки е необыкновенны е глаза . Думается, он сейчас ничего не видит, кроме воображаемых необыкновен­ ных глаз любимой. Но вот Митя вскидывает бинокль, всматривается в синюю речную даль и командует мне: — Ол райт! Полевее! А через секунду: ...Синие, серы е , к ари е , черны е или лазурны е , к ак бирюза... И так всю вахту. Одна песенка следует за другой, но все они либо о гла­ зах, либо о чудесных косах, либо о мерцающих ресницах. Странная узость пе­ сенной тематики красноречивее, чем что-либо, рассказывает о самом певце, о его внутреннем мире. Внутренний мир митиной души удивительно не сложен. Властительницей его является женщина, вернее масса женщин, толпы их, точно по песенке: «Синие, серые, карие, черные»... Они господствуют в его жизни, и Митя под­ чиняется этому господству самозабвенно, безраздельно. — Когда у меня будут деньги, много денег, я прежде всего полечу на курорт, -— сказал он мне. — На курорт? Зачем? — О, сколько там женщин! — Зачем же для этого много денег? И вообще курорт? Ведь девушки, женщины есть всюду.