Сибирские огни, 1958, № 8

Было четыре часа,' светало. Совсем рядом виднелся крошечный островок, во нем — разломанное бревно, а дальше все тонуло в серой мгле. — Где мы? — спросил я тоже тихо. — У острова Проклятого. Ошиблись ночью: зашли в Проклятую курью. Как я ни всматривался, но различить берегов не мог. Стояли, должно быть,- где-то посредине реки, далеко от фарватера. — Течи нет? — Не знаю. Старпом два раза проверял. Ничего не говорит. Вон, видишь, ходит. По палубе беззвучно двигался темный силуэт старпома, он нагибался, что- то делал у борта, потом долго стоял неподвижно. Было странно и как-то жутко видеть неподвижным теплоход, всегда такой стремительный, мчащийся вперед. Он сейчас напоминал большую рыбу, выбро­ шенную на берег. Один- за другим в рубку сходилась команда. Пришли механик, Толя, штур­ маны. Поднялся с палубы Виктор Львович с водомерной линейкой в руках. Ку­ рили, обсуждали случившееся. — Кто из рулевых был на вахте? — спросил Виктор Львович. — Я, — ответил Семен. — Как получилось-то? Расскажи толком. — Ну, как?.. — начал Семен. — Когда мы заблудились, капитан засто повал машины, приказал отдать якорь. А я не понял команду: надо было ле­ вый, а я правый отдал, нас и занесло. Да что там, Виктор Львович! — махнул рукой Семен. — Я во всем виноват. — Виноват вахтенный начальник. — В дверях стоял капитан, как всегда спокойный, непроницаемый. — Я был вах­ тенным начальником, значит, виноват я. Слова эти были произнесены без тени рисовки, четким голосом. Капитан неторопливо прошел к столику, свернул карту, бросил ее в угол. Наступило молчание. — Надо что-то делать, — нерешительно сказал Виктор Львович. — Все необходимое сделано. Я связался по рации с капитаном-наставни- ком. Часов через шесть-семь пройдет здесь «Якутия». Она поможет нам снять­ ся. Вахтенным следить за рекой, подать сигнал, когда покажется теплоход. И он вышел из рубки. Таков наш капитан — гордый, замкнутый. Проходя на вахту мимо его каюты, я часто вижу капитана сидящим за раскрытой книгой. Седая голова. Густые брови над темными глазами. И, читая, он тоже казался замкнутым, величавым, похожим на капитанов из рассказов Станюковича. Говорит он обычно мало. Ходит по1 судну, делает замечания. Они всегда справедливы, но резки, как . ведро холодной воды, выплеснутое на голову. Однажды на вахте было обнаружено, что мой подбородок сильно оброс. Капитан протянул мне три рубля и сказал: — Возьмите деньги, побрейтесь. Не могу видеть грязь в рубке. Боже упаси кому-нибудь опоздать на вахту или выпить в рейсе! В таких случаях капитан был беспощаден. Команда побаивалась его, и кто-то дал ему прозвище «Упырь». Нередко приходилось слышать такое: — Хлопцы, внимание! Упырь койки проверяет. Да, капитан интересовался всем, даже как заправлены наши койки, и су­ рово выговаривал нам, если находил беспорядки. Стоило ему появиться на кор­ ме или в столовой, как тотчас смолкали разговоры, и мы вздыхали с облегче­ нием, когда за ним захлопывалась дверь. Однако все для меня стало выглядеть в ином свете после того, как я побы­ вал на теплоходе «Ташкент» у капитана Федора Петровича Снетко. Капитан «Ташкента» был полной противоположностью нашему. Это весе­ лый, живой человек, и, что называется, «демократичный» начальник. Обедает Снетко в общей столовой, принимает участие во всех разговорах и частенько рассказывает такие анекдоты, от которых девушки-матроски сломя голову скры­ ваются на камбузе. ~ У него можно попросить папироску, даст. Я слышал, как рулевой сделал ему такое замечание: — Куда вы выбросили окурок, товарищ капитан? Нехорошо. Поднимите. Окурок он поднял. На нашем теплоходе в рубке царила больничная чистота, и ни один посто­ ронний человек не переступал ее порога. А на «Ташкенте» там всегда толпи­ лось столько народу, что рулевой время от времени говорил: — Не мешай, хлопцы! Не видно! Да уйдите же, черти, не толкайте под РУку! Щелкали обычно орехи, играли в карты, однажды практиканты боролись в