Сибирские огни, 1958, № 8

— Восемнадцать. Что же тут особенного? — Ничего. И дети есть? — Дети? Вот ерунда! К чему они? — Вот тебе на! А зачем женился? Паренек оглядел Толю с ног до головы, презрительно ухмыльнулся: Эх ты, лапоть! Разве для детей женятся? Он рассказал, что брак у не­ го удачный: нашел девушку, за которой в приданое взял большой дом, полови­ ну его сдает квартирантам. И привычки у «старичка» — были соответствующие, стариковские: в пор­ тах он не ходил на берег, курил лишь дорогие папиросы, а разговаривал дале­ ко не со всеми. Кроме того, восемнадцатилетний «старичок» никогда не смеял­ ся — он ухмылялся. Толя почему-то понравился ему. Как-то он зашел к нам в рубку и серьезно сказал моему другу: — Я тебе тоже могу хорошую бабу найти. С домом. Хочешь? Ну! Неужели с домом можешь? — удивились мы оба, и я заметил, что в глазах Толи засверкал огонек. — Могу, — деловито подтвердил «старичок». — Слушай, только чтобы домишко был толковый. И с садиком. Деревья люблю, — попросил Толя. — С садиком есть, но далековато от центра. — Ничего, пес с ним! Пешедралом топать будем. А сколько метров? — Кто? Дом? Метров сорок. Три комнаты. — Устраивает! — согласился с восторгом Толя. — Дай обниму тебя, друг! А когда обнятый «друг» ушел. Толя сказал: — Вот гнусь какая! Он ведь всерьез говорил. Эх, надо же было между рог ему съездить! Виктор Львович в портах не ходил ни на танцы, ни в рестораны. В ки­ но я. встречал его с солидными пожилыми людьми. Видимо, это были его дру­ зья. Но однажды в Красноярске его встречала очень красивая, нарядная дама. — Вы женаты?, — спросил я. — Нет, — улыбнулся старпом. — Я по-французски: хочу до сорока в юношах походить. Мне хотелось спросить о красавице, но я не решился, и он сам рассказал, что эго — жена его приятеля, и приходила она вообще-то по делу: он купил для них туруханской селедки. Во время визита жены- приятеля он был заметно взволнован, неестествен­ но тороплив, и мне показалось, что, пожалуй, это неспроста. Я не ошибся: он рассказал мне позже, что красавица — бывшая его возлюбленная. Они были очень близки, но не поженились, потому что она легкомысленна, франтиха и заявила заранее, что замужем не будет работать, станет жить только для себя. Это его возмутило, и они разошлись. — Глупо конечно, — сказал он. — Выл я тогда мальчишкой, ничего не понимал. Вполне можно было ее воспитать. Конечно, она неженка, с фокусами, но у меня хватило бы ума сделать ее настоящим, хорошим товарищем. — Теперь вы жалеете? — Нет, пожалуй. У меня есть хорошая девушка, третий год с ней знаком. А эту почти я ведь разлюбил, вспоминаю редко. Только когда увижу, становит­ ся немного неспокойно, что-то заноет, черт побери. Впрочем, эта интеллигентщи­ на, чепуховина какая-то. Он заговорил о чем-то другом, но очень невнятно, чувствовалось, что сам думает не о том. В конце концов разговор вернулся на прежнюю тему: — Раз как-то совсем по-книжному я предложил ей бросить мужа, уйти ко мне. Она пришла, но сказала, что мужа не бросит и будет моей любовницей. Я. поссорился с ней. Зачем мне нужна она такая... ворованная? Невольно улыбнувшись, он добавил: — Вот скоро женюсь, когда навигация кончится... Все забудется. Правда? Не знаю, может быть, и забудется. Но мне почему-то вспоминались строч­ ки из одной повести Чехова: все проходит, но не забывается... Вечерело. Над рекой бежали синие тени. Я сказал Виктору Львовичу, что, наверное, упадет туман. — Нет, разнесет. Ветерок начинается, — отозвался он. В вантах тихонько насвистывал ветер. VIII. Н а к о р м е Красный уголок — очень красивое помещение. Радист Федя по-морскому называет его кают-компанией; там всегда чистота, какой-то целомудренный уют. Однако самое общественное место на судне — не красный уголок, а корма, где можно курить, где видна ширь Енисея, небо и чайки.