Сибирские огни, 1958, № 8

радиограммы. Он, как всегда, застегнут на все пуговицы, чехол его фуражки бел, как снег. На носу я вижу в окно рубки Толю и Семена. Они заращивают трос, ко­ торый мы вчера порвали. Произошло это так. Вчера утром мы увидели справа по борту судно, стоящее недалеко от осердыша. Когда подошли ближе, капитан посмотрел в бинокль и сказал: — «Вайгач» сидит на мели. Право руля! Мы подошли к «Вайгачу». Нос его был неестественно задран, корпус силь­ но накренился. Идя ночью, он, видимо, не заметил огней створа, сбился с кур­ са и... Хорошо, что грунт мягкий, песок, галька, а если бы на карчу наскочили?! Капитаны долго переговаривались в мегафоны, потом мы развернулись и подали на «Вайгач» кормовой трос. Но когда дали полный вперед, толщиной в руку стальной трос оборвался, как нитка. Мы зарастили его, снова потянули, но «Вайгач» будто прирос ко дну. Подошли еще два теплохода и стали нам помогать. Рвались тросы, выдирались кнехты... Но после пятичасового нелег­ кого труда «Вайгач» все-таки сдвинулся и закачался на воде. Дали сигналы и разошлись своими курсами На реке, как и в море, есть свой священный закон — помогать товарищу любой ценой. По этому поводу Виктор Львович рассказал мне любопытную историю. Два капитана много лет враждовали между собой. Случилось, что один из них сел на мель. Другой, проходя встречным курсом, без единого сигнала прибли­ зился, молча снял «врага» и собрался уже уходить, но пострадавший знаками пригласил спасителя в каюту. По неписаной традиции они выпили в абсолют­ ном молчании. Расстались же, как и прежде, непримиримыми врагами и впредь ни разу не поздоровались. — Ну-с, что мы видим на левом берегу? — спрашивает, подходя ко мне, Виктор Львович. Я внимательно вглядываюсь в далекий левый берег и вижу едва заметный среди скал белый треугольник. — Перевалку, — отвечаю я. — Следовательно? — Будем переходить на ;левый берег. Виктор Львович учит меня судовождению. Это его обязанность, и испол­ няет он ее с тонким педагогическим тактом. Придя на теплоход, я уверил капитана, что хлопот со мною будет не так уж много, хотя и не плавал раньше. Сказать-то сказал, а душу мне все-таки раздирали сомнения, потому что в первые дни даже собственную каюту на суд­ не я отыскивал с большим трудом и только одним способом — начиная движе­ ние от камбуза. Если же я шел другим путем, то блудил по коридорам, как в лесу. Темляк на трапе я упорно называл веревкой, брашпиль — просто раш­ пилем, а кнехты — столбиками. Немудрено, что стояние мое на вахте заклю­ чалось вначале в том, что я именно стоял и смотрел, что делают штурманы. Виктор Львович первый доверил мне руль. В тот день мы только что про­ шли Пискуновский перекат. Старпом — как раз он стоял на вахте — повер­ нулся ко мне, постучал по шишечке руля и сказал: . — Ну, становись! Два шага к рулевой тумбе я сделал довольно робко, но еще более неуве­ ренно почувствовал себя, когда, слегка толкнув ручку, увидел, что теплоход немедленно направил нос в берег, угрожая его сокрушить. — Правее! Много закатал, руля, — услышал я очень спокойный голос старпома. Я 'в з я л правее, и судно- с поразительной легкостью направилось в проти­ воположный берег, где сверкали на солнце скалы. Тем не менее, управление у меня не было отобрано, хотя судно совершало не прямое, а какое-то сложное зигзагообразное движение. Мне стоило большо­ го напряжения воли, чтобы не попросить старпома: — Возьмите, пожалуйста, руль у меня, пока я... Думаю, что ему требовалось еще большее мужество наблюдать за скачка­ ми, которые совершал ведомый мною теплоход. — Чуть отойди от осередыша. Не дергай руль! Я видел, что старпом так же вдумчиво учил и других. Верхняя команда, исключая Толю, уважала его, и не к капитану, а к нему обращалась при надоб­ ности. Было у старпома еще одно редкое качество начальника: он умел похва­ лить и, видимо, знал, как много это приносит хорошего. Однажды при мне он сказал Толе, которого не любил не меньше, чем Толя его: — Конец зарастили превосходно, Черенов!