Сибирские огни, 1958, № 8
ложился президиум. И в то же мгновение по залу пронеслось такое гром кое, неистовое «ура», что, казалось, стены зала затрещали, закачались. Крушинский вместе оо всеми до боли бил ладошами, кричал «Ура! Да здравствует Ленин! Д а здравствует революция! Ура! Ура!» Гром приветствий катился по залу волнами. А невысокого роста че ловек, с лицом, знакомым по портретам, спокойно шел к трибуне, на хо ду пожимая руки членам президиума. Зал бушевал, а Ленин, простой и обыкновенный, стоял и, казалось, совсем не интересовался тем, что про исходит в зале. Крушинский потерял ощущение самого себя. Он ничего не хотел кроме того, чтобы не упустить, не забыть ни одного ленинско го движения. Так вот он какой, Ленин! Так вот он каков — вождь мировой рево люции! Так вот как выглядит человек, каждое слово которого желанно миллионам людей. Вот Ленин оправляет полу пиджака, вынимает из кар мана какие-то бумажки, кладет их перед собою, расправляет ладонью. Да, Ленин похож на свои портреты, но он, живой, что смотрит сейчас в зал, проще своих портретов. В невысокой фигуре Ленина было так мно го простого и будничного, что если бы не знать, что на трибуне стоит че ловек, чье имя произносилось по всем широтам и долготам земного ша ра, то можно было подумать, что в университетском зале собралось вечно юное студенчество, приветствуя своего любимого профессора, который ожидает конца приветственного шквала, чтобы начать лекцию. Крушин ский никак не думал, что Ленин может быть одет в такой чересчур до машний пиджак, и что он может, находясь на трибуне, вот так просто, как сейчас, заложить большой палец в подмышечный жилетный разрез так, что стал виден белый кусок сорочки... А овация в зале продолжается, не утихает... Ленин поднял руку, как бы говоря: довольно уже, хватит. Но рукоплескания поднимаются высокими волнами, бьются о стены, и, кажется, вырываясь за пределы • университетского зала, потрясают Москву и несутся ввысь, в ночное не бо, к звездам, как ветер, подхватывающий зерна, брошенные рукой сея теля. И Крушинский чувствует, как вырастает в нем какая-то могучая сила, и он, молодой парень в залатанной солдатской гимнастерке, может сделать все — даже нечеловечески трудное! — Да здравствует Ленин! — кричит он во всю мочь. Но он не слы шит себя, ибо кричит так весь зал. ...Ленин смотрит на свои часы, словно хочет сказать: «Не будем терять время. Надо работать!» Овации стихают сразу, как обрывается ураган, и в зале раздается первое ленинское слово: — Товарищи! Ленин говорит негромко, речь его течет ровно и спокойно, как ров но и спокойно течет большая река в безоблачный, тихий и солнечный день расцветающего лета. Ленин говорит, не повышая голоса, — убеж денный в собственной правоте, он хочет убедить других. Его слова про сты, проникновенны, какими бывают они у отца в беседе со своими деть ми. Ленин говорит о коммунистическом воспитании, о том, каким должен быть коммунист, о коммунистической морали, о коммунизме. Ленинские мысли легко входят в сознание, ложатся там прочно. Вот Ленин, как бы отвечая на вопрос, который волновал Крушинского, говорит: «...Быть коммунистом, это значит организовать и объединить все подрастающее поколение, давать пример воспитания и дисциплины в этой борьбе. Тогда вы сможете начать и довести до конца постройку здания коммунистиче ского общества». • ...Ленин кончает речь. Снова бушует шквал приветствий. В президи ум летят, падают к ногам Ленина записочки. И что-то очень большое, очень великое и в то же время очень простое заключено в том, что вождь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2