Сибирские огни, 1958, № 7

Мадемуазель Надин привела ее в школу и оставила одну в детском гудящем муравейнике. Верочка не знала, как ей себя вести: шуметь, рез­ виться, громко смеяться дома ей категорически запрещалось, так как все это числилось по разделу «уличных манер». При встрече с учительницей: ей полагалось бы сделать реверанс, но ни одна девочка этого не делала, и Верочка поступила так же. Воспитание мадемуазель Надин в первую- же минуту оказалось сломленным. Но в тог же день произошел случай, имевший еще большее значе­ ние. Мальчик — пионер в красном галстуке, перехваченном металличе­ ской застежкой с изображенным на ней костром, подошел к Вере и де­ ловито спросил: — Твоя как фамилия, товарищ? Верочка не могла быстро собраться с мыслями. Что это значит — товарищ? Мальчик повторил вопрос. — Что же ты молчишь? Свою фамилию забыла. Ну-ка, вспомни, стесняться не нужно. Тут все свои... Он говорил спокойно и участливо. Верочка назвала себя. Тогда пи­ онер, записывая ее имя и фамилию в блокнот, спросил: — Ты хочешь быть пионером? Тебе можно, ты уже достаточно' взрослая... Но Верочка совсем не знала, что ответить. Во-первых, такой вопрос могла решать только мадемуазель Надин, а, во-вторых, Верочка не зна­ ла, кто такие пионеры, и хорошо это или плохо, какая это «манера». И она молчала, видя, как вокруг собираются дети — мальчики и девочки. Пионер старался успокоить Верочку: — Ты не стесняйся... Я тоже в первый день стеснялся. — Я спрошу мадемуазель Надин, — наконец сказала Верочка. — Кого спросишь? Какую мада... — Пионер споткнулся на незна­ комом слове. — Какую мамзель? Тогда кто-то из детей строго заявил: — Ей нельзя в пионеры. Она — буржуйка. Кто-то другой возразил: — Буржуи — это раньше были, теперь — нэпманы. — Все равно. Значит, нзпманка... — Вот она и молчит. Вон какая злая! Начался шум. Подошла учительница Софья Андреевна. — Что за шум, дети? Ответить хотели несколько человек сразу. Софья Андреевна под­ няла руку. — Пусть говорит кто-нибудь один. Так я ничего не пойму. Ответил пионер: — Вот — нэпманка. Я не знаю, можно ли ее записать в пионеры... Учительница сказала: — Успокойтесь, дети... Мы в этом разберемся. Верочка стояла, потупившись. На глаза навертывались слезы, но плакать -было нельзя, так как дело происходило в «обществе», а плач в этих условиях относился бы к «уличным манерам»... К концу дня было выяснено, что Веру Костецкую в пионеры при­ нять можно. Узнав об этом, мадемуазель Надин сердито воскликнула: — Боже мой, что они делают? Отец сказал: — Все равно. Записывайся. Только чтобы дома я красных галсту­ ков не видел. Снимай на крыльце, клади в карман. И только мать нашла другие слова. Лаская дочь, она говорила: