Сибирские огни, 1958, № 7
в этом: тело сделалось тяжелее, а движения медленнее. Но он все же шел, как пьяный, вычерчивая по снегу нелепые зигзаги. Сколько лишне го труда затрачено на эти отклонения от прямого пути! Наконец вдалеке показалось что-то похожее на дымок. Зрение столько раз обманывало Алексеева, что он не поверил себе. Но на этот раз обмана не было. Уходящий в небо колышущийся столб дыма выри совывался все явственней. Алексеев ускорил движение, а когда оконча тельно убедился, что это Пыр-LLIop и до него осталось не больше кило метра, вдруг ослабел. Последние силы оставили его, захотелось опустить ся на снег, отдохнуть. Алексеев остановился, горячее от ходьбы тело дро жало, ноги подгибались, в суставах ныло. Но... нельзя останавливаться! Нужно идти во что бы то ни стало. Остановиться, значит, погибнуть! ...И вот теперь Алексеев снова среди людей, под крышей, у теплой печи жадно, большими глотками пьет чай и, кажется, никогда не напьет ся. Он не пил больше чем двое суток. Костецкая наливает ему кружку за кружкой и, не отрываясь, с волнением смотрит на его усталое лицо. Крушинокий говорит: — Так вот оно какое дело, товарищ!.. Нет, мы одолеем зиму... Но Алексеев не слышит. Его рука охватила кружку, веки сомкну лись. Он спит. Костецкая тихо поднимается с места, трясет Алексеева за плечо. Он приоткрывает глаза, но тотчас же сон снова поглощает его. — Идите — ложитесь, усните!.. — И Костецкая берет сонного че ловека за руку, ведет его к своей постели, легонько подталкивает его, и Алексеев замертво сваливается. — Теперь он будет сутки спать, — говорит Костецкая и спрашива ет: — Это кто? — Наш парторг, — отвечает Крушинский. — Упругий человек, крепкий... Костецкая накидывает на себя пальто и выходит из землянки. Сде лав несколько шагов по траншее, она наталкивается на почти бегущего радиста Женю Климаса. — А я к вам, — выпаливает он. — Ко мне? — Да... То есть... нет... вообще... в землянку... Вот радиограмма. Климае подает бумажки. Костецкая отстраняет их, говоря: — Радио отдайте Гольцшмидту... — и хочет идти, но Климас заго раживает ей дорогу. — Хорошо! А это вам... Он сует ей в руку крохотный пакетик и поспешно уходит прочь. Вскрыв пакетик, девушка читает: «Прошу зайти на рацию. Хочу с вами переговорить по личному во просу. Евгений Климас». Происхождение характера Здоровье Крушинского улучшалось. Спадала температура, потяну ло на пищу. Доктор разрешил больному встать с постели и ходить по землянке, но запретил работать. Однако это не соблюдалось. Землянка стала рабочим кабинетом. На протяжении всего дня Костецкая бегала по траншеям и общежитиям, отыскивая нужных начальнику людей. Алексеев, Фаткуллин и Гольцшмидт находились теперь в землянке доб рую половину дня. Стол был завален бумагами, чертежами, схемами. Создавался как бы особый штаб по борьбе со снегом и сооружению до роги. Временами заседания этого штаба принимали шумный характер:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2