Сибирские огни, 1958, № 7

Гольдшмидт тяжело переводит дыхание. — Да, да. Мы затеем эту историю с автомобильной дорогой и мо­ жем кончить... мы можем кончить... Вы извините меня... Я тоже не при­ знаю безвыходных положений, но в данном случае... вместо дороги мы рискуем получить братские кладбища!, И тревога вползает в сознание Крушинского, сковывает, леденит сердце. Он знает главного инженера как человека опытного и осторож­ ного в суждениях. К его мнению нельзя не прислушаться, с ним нельзя не считаться. Однако Крушинский возражает, чувствуя, что голос у не­ го звучит неуверенно: — Вы сильно преувеличиваете, Наум Исаакович! — Возможно! Вполне возможно! Не хочу спорить, но я должен ска­ зать то, что думаю. Я еще не дошел до главного. Оно в том, что если бы даже случилось такое чудо, что мы наладим автомобильное сообщение, мы и в этом случае не сможем заниматься строительством. Крушинский морщится. Он чувствует, как неприятный холодок рас­ пространяется по его телу. — Да, мы не сможем строить или, в лучшем случае, за всю длин­ ную зиму построим столько, сколько в нормальных условиях сделали бы за несколько дней. Мы в снежном плену. Север не выпустит нас из это­ го плена до весны. Чтобы отсыпать куб земли в трассу, нам надо переки­ дать сотни кубов снега и на самой трассе, и в карьерах, и на подъездных дорогах, но каждая новая пурга будет ставить крест на плоды нашего' труда, и придется все начинать сначала. Тундра в снежной броне... — Что же делать? — спросил Крушинский. — Не знаю... Надо подумать. Крушинский призвал себе на помощь все спокойствие, каким в со­ стоянии был обладать. — Вы сегодня расстроецы, Наум Исаакович. Тут велика роль слу­ чая. Во-первых, зима нынче наступила на месяц раньше обычного. Это­ го, собственно, никто не может предугадать. Во-вторых, по этим дням не следует судить о всей зиме. В-третьих, не может быть, чтобы мы не на­ шли средств борьбы со снегом и не пробили снежной брони, как вы вы­ разились. — Я не спорю... — Тогда вот что... Вам нужно прийти в себя. Никто не должен ви­ деть вас в подавленном настроении. Ясно, милейший Наум Исаакович? Гольцшмидт слегка покраснел. — Вы меня неправильно поняли. Я не жаловаться пришел... — Верю. Но лучше ли будет, если начнем жаловаться двое? — Не то... я не то хотел... — Минуточку! Мы — деловые люди. Пурга нам наломала много.. Мы исправим, а она снова все поломает. Так будет не раз. Но самое опасное в том, что пурга может людей поковеркать, начиная с главного инженера. Эк она, матушка, вас, Наум Исаакович, в одни сутки пере­ крутила... И словечки у вас появились — «убийственное положение»* «братские могилки...» — Иван Сергеевич, ей-богу, не так... — Гольцшмидт часто замигал. — Я трезво взвесил. — А раньше вас эту операцию по взвешиванию проделала вон Ве­ ра Петровна... Посмотрела на сугробы и заявила: кончено! Никакой же­ лезной дороги не будет! Разница между ее и вашим суждением только в том, что у вас все мрачно выходит, а у нее, наоборот, весело. У нее — романтика подснежных городов. Разница тут не по существу, а только в поправке на возраст.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2