Сибирские огни, 1958, № 7

кая! Васса его понимает! В самые трудные дни, когда работа поглоща­ ла Крушинского целиком, не оставляя почти ничего для личной жизни, она не жаловалась, ни о чем не просила, становилась внимательнее к мужу, предупредительнее, ласковее, делая все для того, чтобы ему легче жилось и работалось. Крушинский вспомнил слова жены о том, что на­ стоящую любовь нельзя выразить в словах. Пылкие слова — всегда только увлечение. Прочная длительная любовь должна выражаться в поступках, в заботах о человеке. Это понимает Васса! Этого не понима­ ет еще Костецкая! Васса на протяжении всей жизни умела любить Кру­ шинского каждой мыслью своей и действием. Как жаль, что он не мог ответить жене тем же. Не потому, что не хотел. Нет! Как-то не выходи­ ло, мешали рельсы, шпалы, бумаги, телефоны... Костецкая вернулась с радиостанции. — Сдала вашу неправду. Теперь весь мир будет знать, что вы здо­ ровы и что ваши дела в порядке. Радио ведь все слышат. — Многош, очень многого вы еще не понимаете, Вера Петровна. — Где уж мне! Я ведь знаю, что я дурочка... — Костецкая шутила, но в ее шутке звучала и обида. — Я слышу такое не от вас только. Знать жизнь, понять жизнь, уметь жить! Благонамеренные советы, не требую­ щие, пожалуй, ни ума, ни сердца для того, чтобы их щедро раздавать. Но жить и стоять над самим собой с кнутом заранее предписанных мо­ ралей и, прежде чем что-нибудь сделать, сортировать свои желания на соответственные и несоответственные — разве это интересно? Суще­ ствовать ради того, чтобы написать для самое себя правила внутренне­ го распорядка... Боже мой! Я бежала от этих благочестивых поучений, которыми там, дома, меня угощали на каждом шагу. Бежала почти на полюс. И вот тут тоже... меня учат любить шпалы, а сердце превратить в надсмотрщика... — Чего же вы хотите? — спросил удивленный Крушинский. — Я не знаю... не знаю! — Кто же знает? Странно... Путаница у вас в голове. А девушка вы хорошая... — Слышала. Могу продолжить: девушка вы хорошая, неглупая, надо выбросить из головы чепуху, присмотреться, как живут люди, учиться жизни, иначе вы погибнете, и тэ дэ и тэ пэ... — Д а нет, — прервал Крушинский. — Мне показалось, что у вас хороший, пытливый ум... — А оказалось... идиотку увидели? Да? — Не скажу этого. Но думаю, что в этой комнате из двух человек, если кто-нибудь болен, то это вы. Кстати, скажите, почему вы остались около меня? Вы могли бы уже быть на работе, а сюда поставили бы дру­ гого человека. — Это случилось потому, что мне хочется сделать что-то хорошее. А, кроме того, я боюсь канцелярии, ее скуки. Стук в дверь прервал беседу. Пришли рабочие, чтобы установить печь. Через час в круглой вагонной железной печи потрескивали дрова. По землянке разлилось приятное тепло, и от потрескивания дров, мер­ цания огонька, видимого в ажурном разрезе печной дверцы, в землянке стало уютнее, домашнее, обжитее. Прерванная беседа больше не возоб­ новлялась. Крушинский думал о своем и несколько раз, сам того не за ­ мечая, повторял: — Значит, зима... Зима... Костецкая заснула на двух составленных вместе ящиках, свернув­ шись в клубок. Можно было подумать, что это спит ребенок. Ресницы