Сибирские огни, 1958, № 7

Костецкая изредка засыпала. А смерть неусыпно дежурила у по­ стели больного... По утрам являлся Гольдшмидт, спрашивал глухим голосом одно и то же: — Как дела? Снимал картуз и поглаживал рукой свой бугристый желтый череп. Это раздражало. — Какие у него могут быть дела?! — Я ему хорошие известия принес, девушка, — говорил Гольд­ шмидт. — Для него лучшее лекарство: вое в порядке на строительстве... Ясно? Он засовывал руку в карман кожаной куртки, шуршал там какими- то бумагами, приближался к кровати, стоял около больного молча, опу­ стив голову. Боже мой! Так стоят около покойников, Наум Исаакович! — возмущалась Костецкая. — Прошу вас: уйдите. Вы действуете на нервы... — У вас тяжелый характер, девушка, — спокойно замечал Гольд­ шмидт.— Когда он очнется, скажите, что был я, и на строительстве все идет хорошо. Такие сообщения для него — самая надежная терапия! Это я вам говорю! Костецкая снова оставалась одна с больным человеком, которого недавно увидела и почти не знала, но который был сейчас ей дорог, мо­ жет быть, потому, что в нем жизнь боролась со смертью, а девушка бы­ ла на стороне жизни. К Костецкой стали привыкать на строительстве. Уже никто не удив­ лялся, когда она появлялась в управлении или на строительной площад­ ке. Только говорили о ней по-разному. Одни утверждали, что к началь­ нику приехала племянница, другие говорили, что Костецкая — медицин­ ская сестра, присланная на самолете для ухода за больным. Но были и такие, что, сладковато щуря глаза, уверяли, будто она — молодая жена начальника. Во всяком случае, Костецкая стала в Пыр-Шоре своим че­ ловеком. ...Однажды на рассвете больной произнес первое внятное слово. Ко­ стецкая сидела за столом. В полудремоте ей виделась родина — Ени­ сей, голубой красавец, белые паруса лодок, тальник, склонившийся над водой. Она слышала звонкий смех подружек, купающихся на золотой песчаной отмели. Легкое облачко как бы упало с неба и отпечаталось на воде. — Девочки, поймаем его, — сказала одна из озорниц. Подружки, взявшись за руки, как в хороводе, окружили облачко. Они сделали это тихо, чтобы не взбаламутить воду и не спугнуть облачка. — А ну, бери его! — вскрикнули озорницы, и все разом бросились к облачку, взбурлив воду, рассыпав тысячи сверкающих брызг, и радост­ ный смех, рождаемый здоровьем и молодостью, зазвучал над рекой. И тут Костецкая услышала: — Пить... Она вздрогнула и проснулась. Крушинский, слегка повернув голо­ ву на подушке, смотрел на нее неподвижными, остекленелыми глазами. Девушке стало страшно. Она отвернулась на миг, а когда вновь бросила взгляд на больного, глаза его были уже закрыты темной пеленой воспа­ ленных век. — А? Что вы сказали? — Пить... Дрожащей рукой Костецкая налила в стакан морса. Больной вы­ пил его жадными глотками и вздохнул глубоко, с таким облегчением,