Сибирские огни, 1958, № 7

мысли, оценки, поступки, отнюдь не свойственные Игорю — эгоисту, свысо­ ка смотрящему на товарищей, начинают слабо, робко пробиваться под влиянием чувства любви к Клаве Абраевой. Лю­ бовь к такой девушке, несомненно, мог­ ла бы стать могучей пересоздающей си­ лой, тем более, что девушка обладает моральным превосходством. Но вся беда в том, что автор не показывает трудность, своеобразие любви столь не­ схожих между собой людей; логика ха­ рактера Игоря скорее толкала его к Нине, девушке всегда модно одетой, кра­ сивой, высокомерной. Она так же, как Игорь, скучает в деревне, не любит горы... Игорь, сравнивая их, заключает: «Клава проще, понятней, не в пример Нинке, которая всеми своими повадками напоминала избалованную кошку». Это, конечно, неубедительно. Автор упрощает изображение чувств своих героев. Печать авторской преднамеренности и литературного штампа лежит и на об­ разах Кузина и Ковалева. Кузин, пред­ седатель колхоза, задуман, как человек сам по себе неплохой, сделавший для колхоза в свое время много полезного, но (!) зазнавшийся, потерявший пер­ спективу развития, не умеющий рабо­ тать с людьми. Ковалев добровольно приезжает на постоянную работу в де­ ревню. Мы можем сейчас же предска­ зать, 'что он обязательно сменит Кузина на посту председателя колхоза. Надо показать, что Кузин нечуток к людям, а Ковалев — «наоборот»? — Пожалуй­ ста! Появляется совершенно случайное и бесплотное лицо — Бабах, пьяница, желающий исправиться, поступить на работу в колхоз, но ему никто не ве­ рит, его никто не понимает. Кузин не принимает его на работу, хотя в колхо­ зе рабочих рук не хватает. А Ковалев моментально постигает трагедию Бабаха и «вовлекает» его в работу на ферме. Надо показать, оттенить добродетели Ковалева? — Пожалуйста! В женатого Ковалева молниеносно влюбляется кра­ савица-доярка Эркелей. Таковы существенные недостатки ро­ мана. Из трех рассказов, помещенных в альманахе, наибольший интерес пред­ ставляет «На снежной колее» JI. Квина. В нем проявляется одна из характерных особенностей JI. Квина — умение инте­ ресно рассказывать о самом обыденном, ординарном. Характеры шоферов Сер­ гея и Олега ясны и цельны, и неожидан­ ная концовка естественно вытекает из поведения Олега. Из этого короткого рассказа читатель много узнает о трудо­ вых буднях совхозных шоферов на це­ лине, о том, как помогает в труде това­ рищеская спайка. В рассказе Н. Павлова «Клавдия и Тонечка» три действующих лица. Краси­ вый и удачливый Сергей Крушинин да­ рит свою симпатию сначала Клавдии Малюгиной, а затем Тоне Скрипченко. Но когда последняя порывает с ним по­ тому, что он, как говорит Тоня, «все- таки обманывал меня сврим внимани­ ем», Сергей снова пытается возобновить дружбу с Клавдией. Однако она, не до­ вольствуясь такой «половинной» лю­ бовью, отворачивается от него. Рассказ радует читателя глубоким и интересным замыслом, простой убедительностью ре­ шения конфликта. Плохо только то, что читатель мало узнает Сергея, не знает, почему от него отвернулась Тонечка, автор говорит об этом весьма туманны­ ми полунамеками. Такая краткость явно в ущерб содержанию. Неубедительно вы­ глядит и Тонечка. Слишком много в ней розовых красок, и когда читаешь, как она говорит о себе: «Ух, я требователь­ ная! Правду люблю во всем, честность», — то чувствуешь, что эта самореклама Тонечки нужна автору только для того, чтобы впоследствии мотивировать как-то ее решительный разрыв с Сергеем. Но все ли так просто бывает в жизни? Самым длинным и неудачным являет­ ся рассказ Ю. Черниченко «Илья Гри­ горьевич и студенты». Совхозный конюх Илья Григорьевич готовился к встрече гостей, как к какому-то татарскому на­ шествию. Он «приделал к дверям ко­ нюшни новый запор — кованную им са­ мим десятифунтовую щеколду, скрепил железными скобами березовые жерди, лежащие под навесом... ставил препоны на пути будущих расхитителей: вбивал новые гвозди, налаживал калитки, укреп­ лял ненадежные колы в оградах». Что же это за страшные гости? Ока­ зывается, это студенты, которые долж­ ны были приехать в совхоз, чтобы по­ мочь убрать урожай — «две с полови­ ной сотни грамотеев, горожан, мамень­ киных сынков, привыкших к сметане и папиросам», недорослей, не способных ни к какому труду, по мнению Ильи Григорьевича. Мы не знаем, откуда у него такое злое предубеждение против студентов, но зато прекрасно чувству­ ем, что это нужно автору только для того, чтобы после такой «экспозиции» показать, как ошибался в отношении студентов Илья Григорьевич. Об Илье Григорьевиче автор рассказывает весьма невразумительно: был он в течение три­ дцати лет керченским рыбаком, просла­ вился, «но ни большие заработки, ни слава отменного рыбака... не могли вы­ травить из его души старинное, завет­ нее желание: сделать в своей жизни зо­ лотой стерженек (?), вокруг которого лепились бы потом все его добрые и худые дела... Но так и не находил он в своей жизни того стержня, по кото­ рому бы вспоминали его люди». И вот он пошел на целинные земли, где мог он, по его мнению, этот «золотой стер­ женек» найти. Вряд ли самому автору