Сибирские огни, 1958, № 7
командир роты выставил своих пулеметчиков. Они должны по сигналу Курганова прикрывать отход. Наконец группа на льду, теперь пули сви стят гораздо выше, но не ползти нельзя, — чем ближе к немцам, тем ярче освещают ракеты. Под прикрытием вражеского берега немного передохнули. Олег чувствует, как напряженно и четко стучит сердце. Хочется курить, затя нуться так, чтобы слегка помутило разум, чтоб отогнать назойливые мы сли о близости противника. Сейчас Олег завидует бойцам: ни одно дви жение не выдает их внутренних ощущений. Молчаливый Романов, неторопливый Гапоненко и похожий на жука Арутинов расползаются в стороны. Они должны выбраться на берег и вести наблюдение за немцами, а в случае нападения откроют огонь. Олег с Галковым и Третьяковым вооружаются короткими щупами и выползают вперед. Линию обороны противника трудно определить. Во тьме каждый бугор, каждую складку местности принимаешь за бруст вер, блиндаж или дзот. Третьяков держится ближе к командиру. Рукавицы пришлось спрятать в карман. Голой рукой легче ощутить малейшее сопротивление металлическому прутку. Но пальцы чертовски зябнут, становятся непослушными... Метрах в двадцати хлопает приглу шенный выстрел. Над головами вспыхивает ракета. Она горит голубо ватым дрожащим светом. Курганов, почему-то закрыв глаза, прижима ется лицом к снегу. А кажется, что лицо покрывается холодной липкой грязью. Плечи зябко вздрагивают. Ракета, упав где-то сзади, зловеще шипит на льду и угасает. Олег поднимает голову и с ужасом думает о том, что, должно быть, Третьяков догадался о его состоянии. Но Третьякова вполне устраивает такое поведение командира. Он вовсе и не видел, закрывал тот глаза или не закрывал. Когда над голо вой горят ракеты врага — лежать неподвижно, конечно, надо. И прижи маться к земле тоже надо. У него на уме другое: он не надеется на опыт лейтенанта в обращении с боевыми минами и поэтому не отстает ни на шаг от своего начальника. Ведь это — боевое крещение! И подобная вы лазка может стать первой и последней. Прислушиваясь к каждому шороху и подозрительному звуку, Кур ганов в сотый раз запускает щуп под снег. Руки немеют, голова клонит ся, жилы на шее, должно быть, вздулись и ноют. Наконец щуп коснулся чего-то твердого. Третьяков тут как тут. Не ожидая согласия Курганова, он голыми руками разгребает снег. Дей ствует осторожно и уж слишком медлительно. Олегу не терпится, но ни чего не поделаешь. Он незаметно толкает кончики пальцев в рот, ото гревает их, но после этого пальцы зябнут сильнее. Надежда не оправдалась. Тысячу чертей и сатану поминает в душе Курганов. Вместо мины — простреленная немецкая каска. А ноги уже тяжело сгибать, они отекли и словно закованы в ледяные колодки. Сбоку в несколько трасс частит пулемет. Но, черт побери, откуда доносятся приглушенные звуки аккордеона? Ошибки не может быть. Там впереди хлопает дверь. На какое-то мгновение становится жутко и даже трудно дышать. Потом захотелось швырнуть «лимонку» и бросить ся под прикрытие берега, но при мысли об этом становится еще страшнее. Снег набивается в рукава и в голенища сапог, тает, отнимая у тела остатки тепла. Третьяков заползает немного вперед. Бще минута, две, и он поворачивается к Курганову. «Нашел!» — слышит Курганов, ощущая плечом локоть Третьякова. Тот нащупывает взрыватель и (как его толь ко слушаются пальцы!) умудряется вставить в миллиметровое отверстие чеку, похожую на шплинт. Такие чеки сапер постоянно имеет при себе.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2