Сибирские огни, 1958, № 7
— Ну як — спросил Андрей, выбранный председателем товарищества. — Принимать чи ни? — А как по-вашему? — задал я вопрос. Андрей мял бумажку толстыми, огрубелыми пальцами. Я видел, что и принимать ему не хочется, и отказать боится. Как-никак, а Катусь нет-нет да и давал ему то хлеба, то денег. Правда, эта помощь Андрею обходилась недеше во,—за пуд приходилось возвращать полтора, а то и два пуда. А все же, кто его знает, что еще может случиться... Я видел, как на длинном, заостренном носу Приборы появились капельки пота. — Так вин же заявление подал... — Тю! Заявление. Мабудь, вин ще шо-нибудь подаст,— вмешался Адам. — Псу пид хвист его заявление... Не нужен он нам. — А все же треба обсудить на товаристве,— не сдавался Андрей. На собрании членов товарищества решено было Катусю в приеме отказать. — Хай свои покупает,— сказал Кондратенко. — У него и на молотягу денег хватить. А волка нам в свое стадо пускать не треба. В тот же день я получил сразу три письма: от сестры, от Васильева и от Мацко. Передали мне их, когда я возвращался с собрания товарищества. Сест ра писала, что Андриян все чаще начинает баловаться водочкой и на этой почве у них бывают ссоры, Васильев сообщал, что его вызывали в окружном партии и предлагали поехать в один из районов секретарем, но он отказался. Мацко звал приезжать для обмена опытом и просил поинтересоваться одной девушкой из Черной Курьи, с которой он встретился в том селе, где работал. Фамилии девушки он не знал, но подробно описал ее наружность: черненькая, с большими ресницами, очень скромная, звать ее Маруся, а работает она в Черно-Курьинском райисполкоме. «Если увидишь, передай ей привет от молодого человека, который провожал ее до сельского Совета». Я догадался: речь шла о подружке Лизы. «Ой, уж очень ты быстро рас пропагандировал черноокую!» — подумал я и от души рассмеялся. Перед окончанием занятий я съездил в Черную Курью и встретился с Ма- русей. Она поблагодарила за привет и попросила передать, что очень рада та кому вниманию. Второй выпуск В конце ноября я закончил занятия и стал готовиться к выезду в Веселов- ку. Зима к этому времени уже полностью вошла в свои права. Адам запряг ко ня в розвальни и наложил побольше сена, чтоб было мягче и теплее. От Морозовки до Веселовки километров двадцать, не больше. Дорога на езженная, гладкая. Лошаденка бежала без понукания. Мороз был градусов под сорок. Ноздри у лошади забивало инеем, и Адам останавливался, чтоб снять иней, облегчить дыхание своей кормилице. Секретарь Веселовской ячейки Федор Митрофанович Зеленский, узнав о нашем приезде, пришел в сельсовет и окинул меня настороженным взглядом, а потом посмотрел на Прибору и улыбнулся. — А я думал, уж не ревизия ли. Какими судьбами? — Да вот товарища пропагандиста привез,— сказал Адам.— Где-то квар тиру ему надо найти. Зеленский задумался. — Пожалуй, можно будет к Янчарину. Коммунист, ребятишек малых нет, две комнаты... Поехали! Настроение у меня испортилось. То ли подействовал сухой тон секретаря, то ли усталость. И мне очень захотелось вернуться в Морозовку. Хата и все хозяйство Янчарина были покрепче, чем у Приборы. Во дворе, под навесом, виднелись парная бричка и ходок. Скотный двор был утеплен, имелся небольшой амбар. В сенях стоял привязанный к двери теленок. Он лизнул мокрым шершавым языком мою руку. От неожиданности я вздрогнул. Сидевшая за столом, худая, болезненная на вид, пожилая женщина поднялась и, ударив теленка по морде, слабым голосом проговорила: — Цыц, ты! Из другой половины хаты вышли две девушки. — Настя! — приказал Янчарин. — Занеси чемодан, а ты, Дашутка, сбегай к соседке. Настя, круглолицая, с задумчивыми серыми глазами, взяла чемодан и, бросив на нас взгляд, скрылась за дверью. Дашугка накинула платок и в одной
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2