Сибирские огни, 1958, № 7
седы с красноармейцами. А как пойдет дело в деревне? Стараюсь пока об этом не думать, настраиваю себя на размышления о прошлом. Вспоминается гражданская война, голод, холод, разруха. .Вот мы с Колей Сиговым, скромным, даже излишне застенчивым пареньком моего возраста, ша гаем по Владимирскому проспекту. Возвращаемся с ночного дежурства. Голова усталая, ноги еле двигаются. Ведь со вчерашнего обеда во рту не было ни кро шки. А что был за обед — суп с редкими крупинками пшена и малюсенькими кусочками тюленины! Сесть нам в трамвай не удалось. Вагоны забиты пассажирами до отказа. Висят на подножках, стоят на сцеплениях, держутся за малейшие выступы. Но трамвай идет так тихо, что если и сорвешься, то не страшно. Кондукторов не существует: трамваи так же, как и театры, и кино, — бесплатные. Навстречу попадается отряд красноармейцев, одетых в новенькие шинели. Впереди духовой оркестр. Слышатся слова знакомого марша: «Смело, товари щи, в ногу». Отряд направляется на фронт. — Знаешь что, Ваня, — говорит Коля. — Я решил вступить в партию. — В партию? — делаю я удивленные глаза. — Партия рабочая, а мы служащие, телеграфисты. Не примут! — Что ж, что телеграфисты! Мне секретарь ячейки говорил, что примут. Мы же с тобой не эксплуататоры. Давай запишемся! — Давай, — неуверенно отвечаю я, но говорю это только для того, что бы не перечить другу, ссориться не хочется, хочется есть. Коля оказался прав: приняты единогласно. А когда закончилось собрание, секретарь подошел к нам и сказал: «Я о вас уже в райкоме говорил. Поддержа ли. Вы ребята, мне кажется, боевые». Значит, нам доверяют. И это доверие надо оправдать. Долго еще я вспоминал прошлое: и бои с Юденичем, и подавление Крон штадтского мятежа... Незаметно заснул и проснулся после того, как проехали Вологду. Афана сий сидел и читал книгу. — Проснулся? — спросил он. — Ты что-то бормотал во сне. Наверно, с кем-то спорил... —' Спорил? Возможно. А спал я здорово... Вот опа—Сибирь Проехали Урал. Началась степь. — Ты что-нибудь знаешь о Сибири? — опросил я Васильева. — Столько же, примерно, сколько и ты. А край здесь замечательный. Ты читал очерки Пришвина? — задал он неожиданный вопрос. — Нет? У меня эта книжка с собою. Есть у него такой очерк, «Адам и Ева», — Афанасий поспеш но перелистал страницы. — Слушай: «Пароход наш прекрасный, удобный. С во ды Иртыша там и тут поднимаются стаи гусей, уток, лебедей, беркуты парят над степью или, большие, сутулые, дремлют на песочных отмелях. И природа однообразная и угрюмая, но, видно, нетронутая и прекрасная...» — Угрюмая и прекрасная, — повторяю я. — У меня что-то не укладыва ются в голове эти различные понятия. — Почему? — опрашивает Васильев, откладывая книгу и задумчиво по сматривая на меня. — А я вот понимаю. Возьми северную природу. Не назо вешь ее веселой и красочной, а сколько в ней прелести! Молчу. Смотрю на степь, не -сводя глаз. Не могу дождаться Иртыша. А сейчас за окном — мелкие перелески, 'болота, заросшие камышом, озера и ред кие деревни. Какой простор! Кажется, нет ему ни конца, ни края. Наконец-то, знаменитый, воспетый в песнях Иртыш! Широкий, быстрый. Ни гусей, ни беркутов. Плывут пароходы, баржи. На берегу — большой го род Омск. Последние километры Барабинской степи. Яркое, но не жаркое солнце бли зится к закату. В раскрытое окно потянуло прохладой. Мост через Обь. Такая же, как и Иртыш, величавая река. Сразу за мостом въезжаем в город, в новый центр Сибири — Новониколаевск. Выходим из вагона. Перед нами маленький, деревянный вокзал, позади не го несколько насыпных бараков ■—• помещения для транзитных пассажиров. На пыльной вокзальной площади стоят в ожидании извозчики. Пролетки у них потрепанные, скособоченные. Нанимаем одного из них и просим подвезти к гостинице. Небольшая лошадка идет крупной рысью. По обеим сторонам ули цы — деревянные, одноэтажные дома, и лишь в центре несколько строящихся больших каменных зданий. Город только еще начинает свою новую жизнь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2