Сибирские огни, 1958, № 6
— Ну, это вы зря, — возразил Крушинский. — До могилы еще да леко, рано об этом... — Оно так. Зря было сказано. Со зла. Злой человек сам не знает, что говорит. Ему зло глаза застит. — Зачем же злиться? — В жизни мне не везет — вот зачем. В прошлом годе зверь обо шел меня. Просто сказать, обошел стороной. У всех промысел как про мысел, а у меня слезы.. Оказался я .в последе за другими. Теперь твои ящики возить подрядился, моторист Сережка-идол достался. Его лаю последними словами, молчит, воротит на свое, ползет. Опять я в по следе... — Он не виноват, Никанорыч. — Кто же тогда виноват? — Выходит, я виноват. — Ты, может, и не виноват, а затея твоя... Катер снова подплывал к перекату. Нужно было плыть между кам ней. — Крендель выкручивать станем, — сказал Никанорыч. Несколько раз скребнули корпусом судна речное дно, и оно похру стывало. Сердце у Крушинского замирало в тревоге, а Никанорыч пре вращался весь во внимание. Однако прошли перекат благополучно. Кру шинский предложил Никанорычу папиросу. — Закурим, отец. - Нет, — замотал головой лоцман. — Папиросы мне не в поль зу. Разве их в трубку поломать — другое дело. Никанорыч взял несколько папирос, отломил и выкинул в воду мундштуки, остальное смял в кулаке, набил короткую трубку-носогрей ку, закурил, посмаковал и заключил: Пахучий табак, а не впрок. Я зеленый черкасский лист курю. До нутра достает... — Сколько вам лет? — спросил Крушинский. — Шестой десяток кончаю, — вздохнул Никанорыч. — Немного еще... И всю жизнь здесь, на севере? — Без малого. Действительную службу в России отбывал, в Ряза ни. Москву видел. А в ерманскую не довелось воевать. Болесь признали, а я сроду не хварывал. Пососал трубку, чтобы не погасла. Продолжал: И вот, милый человек, нашу местность хают, дескать, скуплю у вас, пусто, холодно... А мне в Рязани не понравилось. Тесно живут люди, один к другому жмутся, перед глазами мельтешит все. Зверю, и тому места не оставили... А мне зимой на охоте глянется. Один себе! Куда хо чу иду, о чем хочу думаю. Всю зимушку так. Ну, врать не буду, к ве сне уж и тоска берет... По людям скучаешь, вроде не одну зиму, а десять лет людей не видел. Это правильно, — согласился Крушинский. — Кто к чему при вык, то тому и нравится. Теперь и тундру мы переделаем. Железная до рога будет, города поставим, скучную жизнь ликвидируем, сады в тунд ре разведем, яблоки, не хуже рязанских, выращивать будем... Только- затея эта не моя. Это народ захотел землю свою переделать, приспосо бить для хорошего житья. Ты, старик, и не подозреваешь, какое боль шое дело делаешь. Народ — это ведь и ты тоже. Ворчишь на меня, а самому первым хочется быть. — Зверю место оставьте, не все переделывайте, — улыбнулся в- бороду Никанорыч. — Я, пожалуй, до яблок-то не доживу. Внуки раз ве покушают...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2