Сибирские огни, 1958, № 6
— Иван Сергеевич, — почти стонет он.— Я, наверное, умру от раз рыва сердца. — Что такое? — не понимает Крушинский, находясь еще во власти своих дум и не замечая состояния Терьяна.— Я вас о дорожнике спра шиваю. — Сядем, Иван Сергеевич!.. — умоляет Терьян.— Сядем на минут ку. Умру иначе... Крушинекому становится жаль Терьяна. Они садятся на кромку насыпи. — Ну, а теперь скажите, есть у нас в управлении человек, занима ющийся дорогами? — Есть. Но не специалист, у меня работает. Дороги — это по моему ведомству. — Что за человек этот дорожник? — Ей-богу, не знаю. Как рыба молчит, копается в бумагах. Голоса его не слышал... — А дорогами надо заниматься всерьез. — Я на этих дорогах по тундре где-нибудь ноги оставлю. Чувствую, снашиваются. Крушинский смотрит на часы. — Надо спешить! Терьян, кряхтя, переваливается на бок и поднимается, опершись обе ими руками о землю. И они снова идут: впереди высокий, крупно выша гивающий Крушинский, а сзади — цепляющийся носками сапог за зем лю Терьян. Р а зговор с Москвой Город состоял из больших и малых блиндажей, подобных тому, какой Крушинский видел на пристани. Едва возвышавшиеся над поверхностью, засыпанные сверху грунтом, они казались обыкновенными кучами зем ли. Издалека город вообще было невозможно заметить: он сливался с тундрой. Только мачта радиостанции вздымалась высоко в небо. Кру шинский представил себе, что здесь будет зимой, когда выпадет глубо кий снег. Город станет одним большим снежным сугробом. Но он жил, этот город, не имеющий названия. По улицам его шли люди — мужчины- и женщины, у подземного магазина толпились покупа тели с кошелками. Прогрохотало несколько грузовых автомашин, и про шмыгнула ,«эмка», подняв тучу желтой пыли. Тут были даже телефон ные столбы с натянутыми проводами. Крушинский и Терьян нашли управление строительством в большой землянке. Она вырисовывалась над поверхностью огромной буквой «П». Несколько входов вели вниз, под землю. Над каждым из них висели таб лички из жести с надписями: «АХО», «Водный отдел», «Шушпроект» и даже «Промбанк». Главный вход, расположенный в глубине буквы «П», украшала писанная сусальным золотом на стекле вывеска «Шушстрой. Шушуголь». Она, очевидно, была сделана не здесь, и московский мастер, изготовивший ее, едва ли предполагал, что его произведение будет завезе но в места, столь отдаленные... Крушинский и Терьян спустились вниз и оказались в полутемном и длиннейшем, как проспект, коридоре. Хлопали двери, спешили люди, из комнат слышались шум человеческих голосов и телефонные звонки. И опять Крушинский поймал себя на том, что в нем пошевеливается что-то, похожее на зависть: тут люди уже обжились, освоились. Они уже рабо тают. Строят.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2