Сибирские огни, 1958, № 6

за то, что она не создала совершенных средств для передачи мыслей и чувств. Ты, конечно, поймешь меня, что я хочу сказать этими строчка­ ми. Тк получишь и мою телеграмму, и это письмо, и еще одно, которое я отправлю на обратном пути с катером, но я от тебя в ближайшее вре­ мя ничего не смогу получить. Через два-три часа катер отчалит и я стану человеком без адреса. Я знаю, что причиню тебе горе и обиду, когда со­ общу, что твой приезд мыслим сюда только летом будущего года. Впе­ реди длинный год разлуки! И утешает меня только одно: тем празднич­ нее будет встреча. Если бы ты знала и видела, в какой дикий и необжитый край я при­ ехал. Это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы с тобой до сих пор видели. Мне хочется скорее приняться за дело. Оно будет трудное. Но я уверен в успехе. Пока там есть немного людей. Люди, материалы и про­ довольствие идут сейчас кружным путем — морем из Архангельска. Иначе невозможно. Иных путей сообщения нет. Но я обещаю тебе, что в будущем году ты доедешь ко мне скорее и удобнее, чем ехал я. Шлю, родная, тебе мой привет. Обнимаю тебя, целую, желаю здо­ ровья и сил. Твой Иван. Не скучай. Каждый день, каждый час я буду вспоминать о тебе. Когда опустится полярная ночь, в ковше Большой медведицы я буду ис­ кать привет от тебя. Она ведь одна и та же проплывает и в здешнем, и в московском небе. Еще раз целую тебя». Н ачало • Утром катер поплыл по Студене. В первые часы путешествия Кру­ шинский с интересом смотрел на берега реки, но потом это наскучило. Всюду они были одинаково всхолмлены и опускались к реке песчаными осыпями, а по верху покрыты сосновым лесом. Крушинский удивлялся, как это моторист, бывалый водник, различал здесь один километр от другого и называл все места, по которым проплывали: вот это Волчья падь, это — Песчанка, а дальше — плес Кручина. Крушинскому хотелось, чтобы катер ускорил свой бег. Его теперь интересовало одно — Мертвая тундра. Однообразие же тяготило, не­ различимые берега, казалось, очень медленно проползают мимо, моно­ тонно гудит мотор, все такая же одинаковая остается за кормой вздутая видтом белая пена. Крушинский часто поглядывал на часы, и похоже было, что здесь, на Студене, они изменили себе и что время тут имеет замедленный счет. Вечером моторист направил катер к берегу: он не мог один круглые сутки сидеть за рулем. Моторист быстро разжег костер. Бледным было горение костра на фоне этой солнечной, неотличимой от дня, ночи. То ли дело костер летней темной ночью в сибирской тайге! Он празднично полыхает, высоко вздымая языки пламени и посылая к вершинам дере­ вьев тысячи искр. Такой костер вызывает к жизни мир чудесных теней. Незабываем такой костер, сладостна такая ночь! Все забывается, как не существовавшее прошлое, и не верится, что сказочный праздник будет прекращен солнечным восходом и ночные видения угаснут и снова будет день с его> реальностью и ясностью форм... После ужина ушли в кабину катера, и моторист, так и не завязав­ ший разговора с Крушинским, быстро заснул, а Крушинский долго воро­ чался, ему не спалось, мешал свет, и когда, преодолев несколько часов тяжелой бессонницы, он вышел на корму и закурил папиросу — мир был