Сибирские огни, 1958, № 6

— Как же, как же, — ответил Лампа. — Я все записал. У меня за ­ писной книжки нет, так я на бумажке. Лампа вытащил из кармана пачку беспорядочно свернутых бумаг и подал одну из них Крушинскому. — Только тут теперь не все читать можно. В кармане стерлось... На бумаге и в самом деле нельзя было прочитать и половины напи­ санного. Крушинский терпеливо разбирал с помощью Лампы то, что можно было прочитать. Потом встал, зло посмотрел на экспедитора. — Ни черта вы тут не делаете! — произнес он. — Ловите рыбу, и .ничего больше... — Ловлю... В свободное время. Пароходов жду... — Где они, эти пароходы, сейчас, вы знаете? — Никак нет. Не могу знать. — А пытались узнать? — Где же я узнаю? — А телеграф? Проволочный телеграф до самого устья Студёны есть... — Так то ж денег сколько казенных истратишь. Не утвердить могут... Крушинскому хотелось выругаться, он с трудом сдержал себя. От­ вернулся, чтобы не видеть Лампы, сказал: — Идите, не нужны больше. Лампа протянул руку: — Бумаги мне позвольте. Документ... — Документ! — передразнил Крушинский. —■. Ваш документ го­ дится... Бумаги у меня останутся. Идите, ловите рыбу. Лампа исчез. Слышно было, как он ворчал за дверью: — Рыбой корят. А чем кормиться, если не ловить рыбу? Был уже поздний час, когда Крушинский покинул балаганчик Ку- щева и, отправившись на телеграф, вызвал сначала Курочино, попросил Бухаря назначить нового экспедитора, а потом вызвал устье Студены. Там имелась радиограмма из Архангельска о том, что караван для Сту­ дены еще грузится и выйдет в плавание не раньше чем через неделю. В устье предстояла перевалка грузов на речные суда и баржи. Проделать быстро эту операцию устье не обещало, так как не хватало рабочей си­ лы. Суда из устья могли выйти не раньше конца августа. Следовательно, в сентябре эти суда должны дойти до Шуши и места разгрузки в Мерт­ вой тундре. Крушинский ушел с телеграфа несколько успокоенный. Во всяком случае, до наступления холодов все может быть на месте. Ночью он пе­ ребрался на катер, назначив отплытие на утро, и сел писать письмо жене. «Родная моя, — писал он, — это письмо я пишу тебе за несколько часов до того, как катер увезет меня в Мертвую тундру и переписка меж­ ду нами на некоторое время станет невозможной, так как в Мертвой тундре пока не установлено сносной связи. Я еду так медленно и долго, что мне кажется, будто я уехал не только на край, но и за край света... У .меня накопилось много такого, что хотелось бы сказать тебе. Но это как-то не ложится на бумагу потому, что нельзя написать то, что чув­ ствуешь, как невозможно сфотографировать душу. Твой образ, твое ли­ цо мне приходило на память в эти дни бесчисленное количество раз. Ког­ да живешь вместе, то все идет как-то по-привычному, но разлука дает остро почувствовать силу привязанности и меру того, насколько один человек нужен другому. Ты нужна мне: словно я сам не весь уехал из Москвы, оставив там частицу своего существа... Я пишу и чувствую, что мне не написать того, что хотелось бы. Я сердит в эту минуту на жизнь