Сибирские огни, 1958, № 6
мыслью, что записки погибли безвоз вратно. В 1946 году, на собрании в Союзе пи сателей, ко мне подошел мой товарищ, военный писатель Петр Гаврилов. — Степан, ты, кажется, был в плену? — спросил он. — Был , — небрежно отозвался я, продолжая слушать речь, помнится, Ни колая Асеева. — Ты знаешь, у меня такой яркий материал о плене! — с увлечением ска зал Гаврилов. — Интереснейшие запи ски... Может быть, ты сможешь помочь разыскать автора? Генерал Мансуров, под начальством которого я служил на фронте, прислал мне эти записки с Ура ла, где он живет теперь. Мансуров по лучил их в Германии при освобождении какого-то лагеря и требует, чтобы я не пременно нашел автора... Признаюсь, я слушал, нехотя отрыва ясь от содержания речи очередного ора тора, и если бы не настойчивость Гаври лова, я бы попросту прошел мимо во проса об этих записках, но Гаврилов на стойчиво продолжал шептать на ухо о своих неудачах и трудностях: — Понимаешь, я пошел в адресный стол... Мне дали восемь адресов разных Ваграмовых, но среди них — ни одного Емельяна... — Что-о? — чуть ли не закричал я. — Как ты сказал?.. Повтори!.. — Мне нужно найти Емельяна Вагра мова, — ответил Гаврилов. — Это автор записок. Ты его знал?.. — Петька, милый!.. — обняв его, радостно воскликнул я. — Это мои запи ски!.. Надо сказать, что записки свои с про щальным письмом, обращенным к жене и сыну, я зашифровал этим псевдони мом. Он был известен моей жене. На правленные, как было адресовано, в Союз советских писателей, эти записки могли быть признаны только моей ж е ной по псевдониму «Емельян Ваграмов». Упоминать же свое настоящее имя я не мог, опасаясь, что записки попадут в руки фашистов. Вместе с Гавриловым мы тотчас же пошли к секретарю Союза советских пи сателей Д. А. Поликарпову, у которого я и получил свою записную книжку, когда-то зарытую в землю в Германии. Прошло еще года два... Р аботая над окончанием романа «Сте пан Разин» , я с женой жил в доме твор чества имени Серафимовича под Мо сквой. Однажды в дом творчества приехал белорусский писатель Кулаковский. С ним я познакомился за обеденным сто лом, где он оказался нашим соседом. Узнав, что он из Минска, моя жена ста ла расспрашивать его о том, как вос станавливается разрушенный фашиста ми Минск, и попутно рассказала о своих неудачах с поисками моих записей. Я кстати присоединил свой рассказ о том, как через Петра Гаврилова ко мне возвратились записки, спрятанные в Германии. — Ваграмов?.. — перебил меня Ку лаковский. — Да нет, тут дело не в фамилии... Она вам ничего не скажет, — досадливо отвел я любопытство соседа и заключил свой рассказ. — Все ?— спросил Кулаковский. — Да, теперь все... — Так вот, Степан Павлович, на днях к поэту Максиму Танку, как к члену республиканской избирательной комис сии по выборам в Верховный Совет, при шел школьник Юзик Валиковский. Он принес записную книжку, найденную им в бывшем лагере военнопленных. Танк прочел книжку и показал мне. Мы чита ли ее вместе в поезде по дороге в Мо скву. Она глубоко взволновала нас. В Союзе писателей мы спросили, был ли такой член союза — Емельян Ваграмов? Такого не оказалось. Ну, мы и оставили эту записную книжку для прочтения в редакции «Нового мира»... Ошеломленный сообщением, я на сле дующий день помчался в Москву. В редакции «Нового мира» я, нако нец, получил вторую мою тетрадку. Но в ней уже лежала полоска бумаги с над писью: «Степан Злобин». Тетрадка сама разыскала меня: автора записок узнали в редакции по упомянутым в прощаль ном письме именам моей жены и сына, хотя они и были названы без упомина ния фамилии. Роман окончен. Но перед тем, как сдать его в редакцию, мне предстоит еще многое в нем просмотреть, продумать и окончательно взвесить. Ведь это книга о наших, советских людях, о величии и мужестве их сердец, о неколебимости их духа. «Пропавшие без вести»!.. Их ты сячи, десятки тысяч... И сколько ж е взыскательных читателей захотят про честь в этой книге о судьбах дорогих им людей, о которых они никогда ниче го не узнают! И сейчас, работая над романом «Пропавшие без вести», я, как историк и романист, чувствую неизме римо большую ответственность перед читателями, чем раньше, когда я писал о событиях и героях далеких времен. * * * Так я у знал об одном из интересней ших эпизодов в «биографии» нового ро мана Степана Злобина. Слушая его рас сказ, я ощущал странное чувство, по хожее на то, какое испытывает человек, сталкивающийся с живой легендой, узнающий необычное в обычном, слож ное в простом. Я еще раз понял, что правда может быть занимательнее, чем вымысел. Москва, август-ноябрь 1957 г.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2