Сибирские огни, 1958, № 5

всех волхвов: «— Не гневайся, боярин, понапрасну: день только что наступил, а кончается он солнечным закатом...» И действительно, в тот же день упал в беспамятстве царь и скончался ранним утром следующего дня. Герои и события произведения как бы «вырвались» из-под власти автора. Исчез скептицизм современного челове­ ка. Его герои всей душой верят волхвам. «Поверил» им как будто и писатель, по­ ставивший себя на место людей, живших в XVI веке. Оба эпизода созданы так, что чита­ тель сам без труда отделяет реальное от фантастического, действительно свер­ шившееся — от легендарного. И тем не менее, беззаветное увлечение писателя явлениями и фактами прошлого остает­ ся. И нам становится понятно, почему страницы романа, посвященные болезни и смерти Ивана Грозного, воспринима­ ются с душевным волнением: события, люди, участвовавшие в них, именно в силу этой увлеченности художника, предстали перед нами во всей своей не­ посредственности, конкретности. Наконец, хорошо то произведение, в котором ярко выражено национально­ своеобразное, родное. Национальное своеобразие не нужно специально искать в произведениях Е. Федорова. Оно вы­ ступает на каждом шагу и всякий раз в каждом читателе пробуждает сложные и богатые чувства гордости за то, что человек живет на своей земле, дышит родным воздухом и вместе со всеми уча­ ствует в бесконечно развивающемся по­ токе жизни своей родины. Достаточно одного примера, чтобы убедиться в этом. После подвигов Ермака, приведших к тому, что сибирский хан Едигер оказал­ ся «в покорст-ве у Москвы», Иван Гроз­ ный послал приказного человека Курова со счетчиками для взимания дани. Пи­ сатель нарисовал образ Курова, скачу­ щего в Сибирь: «Хорошо мчаться по твердому насту. Легко несут санки белокурчавые от инея кони. Замирает сердце, когда рез­ вые бегунки мчат лесом, в котором все торжественно-тихо, опрятно и каждая веточка в лебяжьем пуху. Иссиня-зеле- ная хвоя ельника вся осыпана голубо­ ватыми хлопьями. Ямщик из озорства щелкает кнутом по веткам, и они ко­ лышутся, щедро осыпают нежными мяг­ кими снежинками. В полдень в чащобу вдруг прорвется солнечный луч, на мгно­ вение ослепит, невольно зажмуришь глаза, а когда откроешь их, то особенно радостно загорится, заиграет яркими красками чистый снег. У Митьки от это­ го сердце трепещет, глубоко в душу проникает горячее неизбывное чувство любви к родной земле». «Русь, отецкая земля, до чего же ты мила!» — восторженно думал он, сияя синими глазами». Дело не только в том, что испыты­ вает, о чем думает Куров. Дело еще в том, чем вызваны его чувства.. А вы­ званы они созерцанием русской при­ роды. Люди не отделены от природы, и в ней и через нее ощущают они свои на­ циональные корни. «Отецкая земля» нарисована с конкретными образными деталями, позволяющими видеть и ощу­ щать ее, как неповторимую в каждом ее проявлении, в каждом штрихе. Да, это. на Руси каждая веточка ели красуется в лебяжьем пуху. И этот весело-озорной ямщик, и чистота нетронутого снега, и это удивительно русское, и только рус­ ское, выражение — в лесу тихо и опрят- н0_ — вот что, вместе взятое, создает впечатление о родине, вот что' трогает душу Курова, как трогает и посейчас сердце каждого, кто видит подмосковные: леса и перелески, широкие поля Украи­ ны, вековую сибирскую тайгу. Писателю нет необходимости подчеркивать, что такие же чувства испытывают и другие персонажи его произведения. Национальные особенности в данном случае выражены Е. Федоровым через своеобразие пейзажа. В других случа­ ях — через язык. Действие романа «Каменный пояс» относится к концу XVII началу XVIII веков. Роман «Ермак» изобража­ ет события эпохи XVI века. Между тем, сопоставляя язык и стиль двух произ­ ведений, мы не обнаруживаем принци­ пиальных различий в монологах и диа^- логах действующих лиц и в авторской речи, хотя из этого вовсе не следует, что писателю не известны те приметы и явления, которые отличают век Ивана Грозного и Ермака от века Петра I. В эпоху Петра расширялись связи русского государства с западными. На­ чали входить в обиход слова, выраже­ ния и технические термины из голланд­ ского и английского языков, связанные с кораблестроением, французские слова, отражающие в себе кодекс «приличия» и «великосветского» обхождения. Эти особенности замечены писателем, но он не придает им решающего значения. Вот почему и в эпопее «Каменный пояс», и в романе «Ермак» герои гово-' рят на одном и том же благородном древнем языке Руси, который лег в ос­ нову современного русского языка. Поэтому не только к «Каменному поя­ су», но и к «Ермаку» нет нужды при­ лагать списки непонятных слов, требую­ щих пояснения. Все здесь ясно и по­ нятно и в то же время ничего не поте­ ряно из того, что составляет колорит эпохи, содействует созданию впечатле­ ния о героях, думающих и говорящих в совершенно конкретных условиях. Е. Федоров, как и всякий другой художник, увлеченный своей темой и своими героями, сам «вживается» в речь своих героев, он очень -сложно син­