Сибирские огни, 1958, № 4

Веселова стояла неподвижно на прежнем месте, только чуть поблед- нела. Петр, поднявшись, встал рядом с ней. Григорий дернул усом раз, другой. Петр предупредил отца, сдержи­ вая голос: — Отойди! Отойди от нее... — Не беспокойся, Петя... Он и так не тронет. Боится,— усмехну­ лась одними губами Евдокия Спиридоновна. И продолжала негромко, не спуская глаз с Бородина:— Ведь ты все уж испробовал, чтобы в грязь втоптать меня... Даже сыну своему что-то наговорил... Теперь тебе ниче­ го не осталось, как воровкой называть... Эх, ты!.. Во дворе снова залилась бешеным лаем собака. — Но сейчас и этой возможности лишишься,— усмехнулась Евдо­ кия Спиридоновна.— Мы еще проверим, кто вор... Собака во дворе лаяла все сильнее. И вдруг лай стал удаляться от крыльца. Анисья кинулась на улицу с криком: — Господи, ведь сорвалась с цепи, однако... — Скажи-ка, батя... пока матери нету, что ты... говорил мне... о Поленьке,— рвущимся голосом промолвил Петр.— Ну, говори, при ней... При ее матери... Чего же ты?! Григорий комкал ручищами шапку. Две пары глаз — сына и Евдо­ кии Веселовой — смотрели на него в упор, заставляли пятиться. Он хо­ тел было юркнуть в горницу, скрыться там, но Петр проскочил вперед, закрыл дверь и прижался к ней спиной. — Нет уж, не выйдет! Ты говори. Григорий отшатнулся от сына. Но возле дверей, ведущих в сенцы, стояла Веселова. А там, на улице, все еще заливалась, визжала собака, кричала что-то Анисья. Она, видимо, поймала пса и тащила его к кону­ ре. Раздавались мужские голоса. Уйти было некуда. На лбу у Григория выступила испарина, он тяже­ ло дышал. — Не хочешь говорить? — промолвил сын.— Тогда я сам. Ведь он что выдумал!!. Он сказал мне... что Поленька... что она... сестра мне!!. Григорию казалось, что сын хлещет его ремнем по лицу, как он ког­ да-то хлестал его по спине. Воздуха не хватало. Он только беззвучно от­ крывал и закрывал рот да отступал к стене. Глаза его, по мере того, как медленно приближалась Евдокия, расширялись, делались круглыми. Вот ее бледное лицо, ее сероватые, с голубым отливом, беспощадные глаза уже совсем близко. Но сил отвернуться или хотя бы закрыться не было. И только когда плюнула Евдокия ему в лицо, он смог поднять руки, вытер лицо шапкой. Тогда слушай... тогда слушай,— донесся до него голос Весело­ вой. Но кому она говорит это: ему или сыну — понять не мог.— Слушай! Я даже дочери не рассказывала этого... А тебе скажу... «Петру, Петру говорит...— мелькнуло у Григория.— Да где же лю­ ди, на которых кидался пес? При них, может, не решилась бы...» ...проходу не давал, на коленях передо мной ползал... Особенно когда деньжонки вдруг появились ни с того, ни с сего у них с отцом, звучал в комнате грустный, спокойный голос Евдокии Спиридоновны, сидевшей теперь на стуле. — Дело до того дошло, что на Андрея, Полень- киного отца, с ножом бросался... Ты веришь мне, Петя? Дверь открылась, и вошел кузнец Степан Алабугин, выбранный вско­ ре после войны председателем ревизионной комиссии колхоза. — Здорово, хозяин,— проговорил он. Бывший работник Бородиных, при встречах с Григорием, величал