Сибирские огни, 1958, № 4
ведома председателя? Получишь потом с вас... Возьмете мешок, принесе те в сумочке: усохло, мол... — Думаешь, «а тебя все люди похожи? — опросила Веселова. Колхозники возмущенно зашумели. о Растаскивать!..—перекрыл вдруг многоголосый говор визгли вый тенорок, и на перевернутый ящик вскочил долговязый Федот Артю хин. Он сдернул с головы шапчонку и рубанул ею по воздуху:— Рас таскивать, якорь тебя дери?! Не первый десяток лет я в колхозе и все слышу от тебя: жулики, растаскиваете колхоз... — Для него все люди — воры!.. — Бородин, если какой день не обольет грязью человека,— спать спокойно не будет... — Ишь, «защитник» колхозного нашелся... — Вот я и говорю,— Артюхин протянул руку в сторону Ракитина и Пьянкова,— люди, говорю, пришли к нам от чистого сердца: помогите в беде... Правильно пришли, по-честному... И Евдокия Веселова опять же правильно тут речь свою высказала. Это, конечно, стыдно нам перед трудящим народом будет: эвон, скажут, локтинские хлеб на печках су шат, Ведь я тоже за сушилку и разную прочую механизацию... А коли получилося наперекор? Теперь как? Ведь ежели хлеб сгноим — еще стыднее будет. Да не то, что стыднее, а... Неожиданно для всех Артюхин замолчал, постоял, держа правую руку на весу, потом махнул ей, соскочил с ящика и подбежал к Бороди ну, точно намереваясь схватить его за шиворот: — А ты: «Не дам, усохнет у вас...» Душа у тебя усохла, вот что! С честью-совестью вместе... Чудик! — Не доверяет колхознику, словно и не мы тут хозяева... — Правильно, мужики! А хозяин сам себя не обкрадывает... — Верна-а!.'. — Чего там митинг держать! Давай, бабы, домой, печи затоплять... — По два мешка на брата, записывай фамилии, коли боишься... —' Чего по два, — по четыре для началу... — Пусть Никита взвешивает, влажность записывает, а потом вы считает, сколько надо сбрасывать на усушку... — Правильно, а то — жулики... Ракитин слушал колхозников и чуть улыбался. Теперь, когда они сами заговорили о сушке хлеба на печах, это дело казалось ему при сло жившихся обстоятельствах самым естественным. Но он все же тихонько спросил Пьянкова, подойдя поближе к нему: — Твое мнение, Тихон Семенович? — Да ведь иного выхода нет... — Рискнем, Тихон Семенович. Это и нам с тобой испытание. Через час по всему селу дымили печи. На машинах, на подводах, на ручных^ тележках развозили по деревне мешки с тяжелой, мокрой пшеницей. Бородин, нахлобучив до самых глаз старую кожаную фураж ку, угрюмо записывал огрызком карандаша в обтрепанную тетрадь фа милии колхозников, количество мешкав и вес зерна. Глядя куда-то в сторону, давал каждому расписаться за полученный на просушку хлеб. Ракитин и Пьянков помогали колхозникам насыпать мешки, носили их на подводы. Кучи сырого зерна на току заметно убывали. Григорий Бородин все так же молча совал очередному колхознику обтрепанную тетрадь. Когда тот неторопливо расписывался, совал тетрадь следующему, не гля дя ему в лицо.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2