Сибирские огни, 1958, № 4

Голоса медленно удалялись, тонули где-то в темноте. Петр слышал, что возле дома еще несколько минут ходил отец, ви­ димо, искал его, что-то говорил собаке. Потом крикнул в темноту: — Эй, где ты там? Иди спать. Дверь не забудь закинуть. И тяжело поднялся по рассохшимся ступенькам крыльца. Петр не шевелился. Тускло, словно только для.себя, светили на небе крупные звезды. Опять звучали в ушах отцовские слова: «Чтоб ноги твоей в моем до­ ме не было». ...Пропели петухи, а Петр все сидел на камне, смотрел на большие, тусклые, качающиеся в воде огоньки. Наконец встал, медленно побрел к дому. На крыльце остановился, облокотился на парила. В то утро, после разговора с отцом, здесь, когда Петр пошел на рабо­ ту, его окликнула мать. Она бесшумно подошла, неловко остановилась, спрятала под фартуком руки, и опять спросила: — Правда, что ли, Петенька?.. — Правда, мама, — ответил Петр, как и в первый раз. — А что? Мать тихонько кивнула головой, но ничего не сказала и ушла в дом. Почему она ничего не сказала? Петр стоял на крыльце до тех пор, пока на востоке не засинел край темного неба, долго смотрел, как звезды неторопливо скатывались в тот угол, где уже разгорался новый день... * * * Пьянки теперь следовали в доме одна за другой. Григорий Бородин словно хотел утопить в вине свою тоску. Пили по всякому поводу: насту­ пал какой-нибудь забытый уже церковный праздник — пили, «случался» чей-то день рождения — пьянствовали. — Ишь, сволочь, как власть забирает!.. — жаловался Бутылкин Бо­ родину на председателя. — Ко мне сегодня домой заявился: «Почему на работу не вышел?» — кричит. Я толкую ему: «Заболел!». И слушать не хочет. Так и выгнал в поле. Самолично отвез на ходке... Егор Тушков согласно кивал головой: — Порядки новые ввел... Чуть не выйдешь на работу без уважитель­ ной — штраф три, а то и все пять трудодней. С моей жинки десятка два уже снял. — Ништо, ребята, не унывать, — бодро вскидывал голову Иван Бу­ тылкин.— Пострадали мы с Григорием, верно. Придет время — верх возьмем. А сейчас что? Как говорят, будет день, будет и пища... Бородин понимал: Бутылкин и сам не верит, что придет такое/бре­ мя, но силится -внушить эту мысль ему, Григорию, чтоб лишний раз вы­ пить за его счет. Но молчал. Только однажды сказал: — Возьмем, говоришь, верх? В том-то и беда, что не взятьуж... И вдруг, неожиданно для всех, Григорий... заплакал. —Ну, ты, Григорь Петрович, — растерянно протянул Бутылкин, та ­ раща пьяные глаза. — Того, говорю, не по-мужски... — Не по-мужски?! — закричал Бородин. — А что мне остается де­ лать? Петька — и тот вон на днях окрысился на меня... — Да черт с ним, с Петькой. А ты возьми ремень, да и... — А он возьмет, да и уйдет от меня ;— с голоду без батьки не по­ дохнет. Не те времена... — Ну и пусть идет, и пусть!.. Ду -урак ! — Григорий поднял голову, оглядел всех поочередно. И