Сибирские огни, 1958, № 4

Непрошенные слезы помешали Анисье говорить. А может, и говорить ей больше было нечего. — Ты, мать, вот что... рано обрадовалась. Выйди-ка на минутку, мы> тут потолкуем...— угрюмо проговорил Григорий. Анисья покорно направилась к двери, вытирая на ходу глаза кон­ цом платка. С тех пор как Петр начал понимать окружающий его мир, он видел, что мать всегда беспрекословно выполняла малейшую волю отца. Ходила по половицам, боясь скрипнуть, вечно вздрагивала. Неосознанная, непо­ нятная еще ему самому волна жалости к матери захлестнула Петра. Он схватил ее за руку. — Стой, мама! Никаких секретов здесь нету... — Что ты, что ты, Петенька... Говори уж с отцом. Он — хозяин наш,— испуганно прошептала мать, с опаской поглядывая на мужа. Петр заме­ тил ее взгляд. Словно рашпилем дернуло его по сердцу. — Вон как! — проговорил он тихо, опуская руку матери. — Он, го­ воришь, хозяин наш? Хозяин?! В кого ты, батя, мать-то превратил? — еще тише спросил Петр. Отец усмехнулся своей кривой усмешкой: . — Ничего, растешь... И зубы прорезываются. Поднялся, подошел к стене, снял с гвоздя фуражку: — По мне — женись хоть на черте лысом. Но помни: чтоб ноги тво­ ей в моем доме после не было... ! И он вышел, с остервенением хлопнув дверью. 2 Быстро отцвел неяркий, вылинявший за лето, осенний закат, потя­ нул с озера холодный ветерок. А Бородин все сидел у стены коцюшни и курил, курил. На вид Григорию никто не дал бы и сорока пяти лет, а меж­ ду тем ему шел уже шестой десяток... Он сидел, захлебывался махороч­ ным дымом и, не замечая того, потирал начинающую слабеть грудь. В го­ лову, лезли одна за другой картины прошлого... Вспомнился день, когда похоронил отца, вернулся в пустой гулкий дом... Бабка-стряпуха вышла из комнаты с узлом в руках, пошевелила губами, видимо, сказала что-то... .Ходит он, Григорий, по деревне, зало­ жив руки в карманы, слушает разговоры о коммуне, думает: «Помешали жить, сволочи...» Аниска... Слышит Григорий ее нечеловеческий крик... Петька, сын, болтает в воздухе крохотными красными ножонками... Вой­ на... Пьянков кричит страшно: «Ах ты, мразь вонючая!..» И прожгло, про­ кололо чеТч-то плечо... И опять ходит он, Григорий, по деревне после вой­ ны, думает: «Председатель, хозяин, хоть чужим заправляю». И снова Пьянков, потом Ракитин: «Мы уберем тебя с председателей. А с должнос­ ти человека ты сам себя' снял...» И вот собрание... Потом работа на ко­ нюшне... Петр, сидя на кровати, натягивает сапоги и говорит: «С тобой, Григорий, тяжело даже одним воздухом дышать...» Григорий вздрогнул: кто это сказал — сын или Ракитин? — Еще какие распоряжения будут на сегодня али нет? — услышал он над ухом и опять вздрогнул. И проговорил, невольно отвечая на свои мысли: — Ракитин, Ракитин это сказал... — Чего? — воскликнул Авдей Калугин. — Сделать, что председа­ тель распорядился? Так я сенца коням ^положил на ночь, все честь по чести...

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2