Сибирские огни, 1958, № 4
— Ничего, ничего... Убрал ведь самострел я вовремя. И в болото его... Луну... в осколки разбил... — стучал зубами Григорий. — Чего несешь которую уж ночь? Какой самострел? В какое болото? — В такое... в черное... Еще луна качнулась... Холодно мне. А? Что?! Чего ты?!! Очнузшись, Григорий падал на подушки, заворачивался в одеяло. Анисья вставала, накидывала еще сверху на дрожащее тело мужа зимнее пальто. И Григорий опять начинал думать о своем отце, о его словах... Когда впервые после болезни пришел в контору похудевший, оброс ший, сгорбившиеся, с теплым шарфом на шее, первым делом послал за Ракитиным. — Сколько времени потеряли... Давно бы уже зерносушилку начали строить, — проговорил Бородин слабым голосом. — Езжай, получи день ги, покупай все необходимое, — и вручил ему подписанный и заверенный печатью чек на деньги. А когда приступили к строительству, Григорий по нескольку раз в день бывал на току, негромко поторапливал людей, следил за подвоз кой леса. — Этак мы и нынче построим сушилку, — довольно сказал Ракитин. — Нынче вряд ли, сил не хватит, уборка ведь идет, — вяло ответил Григорий. — А на следующий год — обязательно. А Там, бог даст, и дру гую начнем... Ракитин, недавно слышавший от Бородина совсем иные речи, удив ленно посмотрел на председателя. Бородин заметил взгляд агронома, по жал плечами и проговорил, плотнее закутывая шею шарфом: — Как же... Что я, не болею за колхоз, что ли? И, согнувшись, глядя в землю, медленно отошел прочь. Говорить что-то другое, продолжать борьбу с Ракитиным у него не было уже сил. А потом полнейшее равнодушие ко всему на свете охватило Бороди на. Ему было безразлично, оставят его председателем или не оставят. Он ни на кого не повышал теперь голоса, жил, будто не замечая людей. Со «сем, что предлагали ему Пьянков или Ракитин, безоговорочно согла шался. — Это ты правильно, Григорий Петрович, — сказал однажды Боро дину Иван Бутылкин. — Пусть они высиживают на собраниях решения- постановления. А ты их выполняй да хозяйствуй себе... Так-то дольше продержимся. А для нас, как говорится, хе-хе, что ни день, то пища. Григорий выслушал Бутылкина, тихо переспросил: — Значит, правильно, говоришь, я... — Конечно, — кивнул Бутылкин. — Ведь сколь ерш ни колюч, а все одно — не миновить ему щучьей пасти. А поскольку постольку — чего же «а рожон переть? Соразмеряй с обстановкой... — Дур-рак!.. — вскричал Григорий. -— Кто в колхозе хозяин? Кто? Я или... эти... Кто?? Мне чем так... Уйду я лучше с председателей... Нынче ■у нас должно быть только отчетное собрание. А сделаем отчетно-выбор ное... Пусть ищут нового председателя... — Дур-рак! — в свою очередь воскликнул Бутылкин и со злости сплюнул на землю. — Чего им искать? Ракитин-то рядышком... «Ракитин... Ракитин... Вот кого надо было на тропинку-то через Волчью падь заманить, — думал теперь Бородин. — А я Пьянкова... Ну, черт с ним, что рассказал... о том случае. Кто поверит?» Бородин думал, а самого кидало в озноб, сдавливало сердце чем-то холодным. «Слава богу, что обрез проклятый выкинул...» — пробивалась «квозь обуревавшую его злобу согревающая струя. Едва наступало утро, он гнал от себя прочь такие мысли. Он словно
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2