Сибирские огни, 1958, № 4

Правдивые истории Нетрудно заметить, что требование Простоты в устах В. Итина, Н. Алексее­ ва и критиков В. Маяковского было тре­ бованием упрощенности. Но настоящая поэтическая простота существует, и она — явление великое, народное. Упрощение — это обнажение автор­ ской схемы, риторическое растолковыва- ние главной мысли. А закон народных сказок сформулирован так: Сказка — ложь, да в ней намек. Добрым молодцам урок. Народная мудрость в былинах, сказ­ ках, пословицах любит укрыться в__ оде­ яниях затейливого сюжета, лукавой ус­ мешки, каламбура. Только вульгариза­ торы от литературы могли всерьез ут­ верждать, что лишь примитив доступен широкому читателю, рожденному рево­ люцией. Л. Мартынов прошел период упрощен­ ности, поверив на некоторое время, что строителям социализма достаточно «не­ хитрой пляски». Но очень скоро от упро­ щенности «Северных братьев» он при­ шел к истинной простоте своих историче­ ских поэм. Обращение к истории было закономер­ ным. Отвлеченная условность ранних Стихов, несмотря на их общую револю­ ционную направленность, уже не могла удовлетворить поэта, который вплотную соприкоснулся с трудом народных масс, строящих социализм. Материал современности, познанный Л. Мартыновым, был в значительной степени использован в очерках. Не на­ столько всеобъемлюще и глубоко он был осмыслен, чтобы лечь в основу крупных поэтических произведений. Классовая и идеологическая борьба в период индустриализации и коллективи­ зации приняла более сложные формы, чем в годы штурма капитализма и борь­ бы с нэпманами. Поэт не сумел постичь ее со всей глубиной марксистско-ленин­ ского анализа. Современность не дава­ лась ему, а требование упрощенчества отталкивало. Наконец, исторический материал, ис­ подволь копившийся много лет, настоя­ тельно требовал воплощения. Сложными путями идет каждый писа­ тель К своим лучшим произведениям, в его опыте переплавляются в единое це­ лое и прежние заблуждения, и преодоле­ ние срывов, и победы в поисках нового. В 1937 году публикуется первая исто­ рическая поэма Леонида Мартынова «Правдивая история об Увинькае, воспи­ таннике азиатской школы толмачей в г. Омске». Через два года появляется поэма «Рассказ про Федьку-варнака и про Ильюшку-ямщика», которая в мос­ ковском издании названа: «Тобольский летописец». В течение трех-четырех лет Л. Марты­ нов создает больше десятка поэм: «Встреча», «Сестра», «Рассказ про ма­ стерство», «Волшебные сады», «Испо­ ведь Елтона», «Домотканая Венера», «Искатель рая», «Сказка про атамана Василия Тюменца, посла к золотому ца­ рю», «Рассказ о русском инженере», «Поэзия, как волшебство». С первых же строчек поэма об Увинь­ кае удивляет богатейшей гибкостью фор­ мы стиха. Эта форма позволяет свобод­ но строить строфу, многообразно исполь­ зовать рифму, дает возможность почти прозаической легкости перехода от опи­ саний к разговорной речи героев. Лишь с помощью рифмы поэт ухит­ ряется всего в двух строках создать ощу­ щение нестерпимой длинноты и тягуче­ сти пустой речи полковника: — Коллекция моя прекрасна, живу я в Омске не напрасно — Люблю я Азию ужасно, ее мне будущее ясно! Не меняя размера, только путем дру­ гого построения строфы, перемены рит­ ма, поэт дает интонацию твердую, отры­ вистую, мужественную: Из букв рождаются слова! Из слов рождается молва| Но что молва? В Баян-Ауле Оружье нужно, а не речь. Мы эти буквы бросим в печь, И буквы превратятся в пули. Так говорит Увинькай восставшим ка­ захам, которым он привез типографский шрифт после того, как в Омске ему зап­ ретили перепечатывать стихи Пушкина. Тема Пушкина в поэме об Увинькае не случайна. Так же, как не случайно отсутствие названия «поэма» во всех исторических поэмах Леонида Мартыно­ ва. Он называет их: «история», «рас­ сказ», «сказка». Как известно, поэмы Пушкина совер­ шили переворот в современной ему ли­ тературе, в частности тем, что он отю. - зался от условной стилизации речи, мак­ симально приблизил язык своих героев к разговорному языку. У него даже ска­ зочный Руслан говорит: «А как заеду— не спущу!» Приближение к разговорному языку, к «натуре», неминуемо означало исполь­ зование некоторых приемов прозы — например, усиление роли диалога геро­ ев. Никто до Пушкина, да пожалуй, и после него, в русской поэзии не строил так свободно речь своих героев, так приближал ее к разговорному языку. Со времен Пушкина и Некрасова поэ­ зия ушла вперед, новаторски обогати­ лась в первую очередь Тютчевым, Бло­ ком, Маяковским. Развитие жанров при­ в е т к новому, более тонкому «разделе­ нию труда» между прозой и поэзией. Поэзия стала субъективней, преврати­ лась в монолог автора. Прямая речь героев тоже стала поэти­ чески условной. У Блока в «Двенадца­