Сибирские огни, 1958, № 4

других рабочих центров и коренные жи­ тели—казаки Казачьего сибирского вой­ ска—холодно, даже враждебно относят­ ся друг к другу. Но взаимная враждебность, нежела­ ние казаков участвовать в создании но­ вого дают трещину за трещиной: «—Ка­ заки неисправимы,— восклицает москов­ ский студент-практикант, а другой сту­ дент-практикант, томич, краснеет и отво­ рачивается. Я знаю причину его гнева и смущения: он сам происходит из каза­ чьей семьи. Я знаю, ему хочется возра­ зить: — Врешь, вот я сын казака, такой же строитель социалистического хозяйства, как и ты — москвич!» Ростки социализма берут свое, и вот уже на месте линии казачьих крепостей вдоль Иртыша — крепостей русского империализма — «вытягивается линия крепостей пролетариата — мощных зер- иофабрик «зернотреста». В 1929 году в очерке «Грубый корм» JI. Мартынов описывает поворот кресть­ янства к коллективизации. Он отмечает, что даже консервативные жители каза­ чьих станиц подают десятки заявлений в ближайшие коммуны и артели с прось­ бою принять их в члены. Для уяснения мировосприятия Л. Мар­ тынова в этот период любопытно позна­ комиться с концовкой очерка «Грубый корм»: «Есть в руской природе усталая неж­ ность»,— цинически процитировал я, ставя лодку поперек пенистого хохла ир­ тышской волны. — Что? — пробормотал хлебозагото­ витель, отчерпывая воду со дна душе­ губки. — Ничего! Следует избить паром­ щика. «Есть в русской природе усталая неж­ ность»,— снова подумал я. — «Есть в осени первоначальной короткая, но див­ ная пора...» А также хлебозаготовки, сенозаготовки, заготовки молочного скота. Усталая нежность — это дырявые баржи, клячи вместо машин. Значит •— к черту «усталую нежность». Очеркист словно спорит с поэтом, от­ вергая поэтические красивости, приемля лишь насущные факты. Действитель­ ность и сейчас груба и порой грязна. Но это грубость целеустремленной борь­ бы, а не закоснелого чалдонского быта, это грязь котлованов строительства, а не душных овчин и печей. Поэт пером очер­ киста приветствует эту новую действи­ тельность и борется за нее. У очерков JI. Мартынова — динамич­ ный и образный язык. Мы узнаем язык стихотворца, с деталями, насыщенными глубоким смыслом, с афористичностью фраз. И еще одно свойство есть у очер­ ков Л. Мартынова: кропотливое, много­ стороннее изучение темы. Л. Мартынов посещает Риддер и кропотливо изучает его историю, он спускается в шахту, расспрашивает инженеров, русских рабо­ чих, казахов, он становится знатоком риддерской руды. Очеркист проехал весь путь вдоль на­ мечавшейся трассы Турксиба — от Се­ мипалатинска до Балхаша. Он задержал­ ся в Сергиополе, чтобы познакомиться с интересной историей этого маленького гоподка. Балхашским рыбакам он про­ чел чуть ли не лекцию об озере Балхаш. Отправляясь в путешествие, он прошту­ дировал историческую и техническую литературу. Итоги более чем трехлетней работы газетчика вылились в книгу очерков, вы­ шедшую в 1930 году в издательстве. «Федерация». Журналистская работа обогатила творчество JI. Мартынова, дала конкрет­ ную основу его юношеским романтиче­ ским порывам. Немногочисленные стихи этих лет связаны с жизненными наблюдениями, с борьбой за социалистические преобра­ зования, в которой активно участвовал автор. В стихотворении «Наш путь в тайгу» поэт с гневом и болью протестует против сусального воспевания деревенского бы­ та, против идеализации таежной экзоти­ ки и чалдонского уклада: По избам крик младенцев и овец. От смрада в избах прокисает пища. Будь проклят тот сентиментальный лжец. Что воспевал крестьянское жилище! Я думаю о нем, как о враге, Я изорвал бы в клочья эту книгу. Я — Человек. И никакой тайге Вовек не сделать из меня пгашигу! Прокладывается железная дорога в глуши, где «живет тринадцатое поко­ ленье носителей седых бород», где «дев­ чонки, не успевши вырасти, уже идут в монастыри». Все ломается в этой глуши: «Старики, что в нас стреляли, все давно сидят в остроге»; «Больше нет в горах монашек — стали женами давно», а под­ ростки—«бреют лица, носят кепки, чтоб служить по мастерским» («Железнодо­ рожники»), Но стихотворений, которые непосред­ ственно выражали бы увиденное, Л. Мар­ тынов пишет все же мало. Продолжает появляться выработанная раньше мане­ ра усложненного, опосредствованного отображения действительности. В этом смысле, интересно «Раздумие стихо­ творца». Поэт обращается к какой-то немыс­ лимой Евгении, которая требует, чтобы ее воспели, возвеличили как наставницу,' владычицу. Этой эгоцентрической героине поэг противопоставляет Белобрысых девах, бивуачных стряпух, Тех, кто вечно в заботливых помыслах: От тоски б не ослаб, от цынги бы не вспух Человек на постройках, на промыслах. 11. «Сибирские огни» № 4.