Сибирские огни, 1958, № 4

он узнает, что во дворце живет вовсе не красавица, а Зверуха, которая бьет служанок и велит казакам рубить про­ стой народ. Айдаган возвращается в степи и гово­ рит отцу, что Айналаин исчезла, ее сме­ нила Зверуха. Обеспокоенные бии от­ правляются с подарком к губернатору. Вернувшись, отец ругает Айдагана за глупость: губернатор обласкал родовых вождей, они видели Айналаин. Айдагану остается примириться со своей долей, жениться на Чаре. Социально-общественный смысл нари­ сованных картин совершенно правилен. Дикость и забитость киргизов, всевла­ стие царского губернатора, который опи­ рается на биев, расправы над трудовым людом — такова жизнь Киргизии до ре­ волюции. Но какова же авторская идея, выте­ кающая из художественной взаимосвязи этих картин? Образ города меняется в восприятии Айдагана: то это сияющий мираж, то смешение иллюзорной красоты с тяже­ лой действительностью, то грозное виде­ ние: В небе грозная крепость Зверухи, Опрокинутый город стоит. Для героя остается возможной лишь грубая реальность: Вся лоснящаяся от жара. Там на груде грязных овчин Нареченная девушка Чара Айдагану шьет аракчин. Поэма пессимистически утверждает,) что жизнь грубей и грязней мечтаний, [ но как бы ни бился, все равно придешь) лишь к доступной тебе реальности. Поэ­ ту представилось, что не выбраться уже из «груды грязных овчин» мещанского быта. В стихотворении «Голый странник» Л. Мартынов тоже говорит, что «тяжек гнет печей,, овчин», он презирает людей, которые «угрелись в лени меховой», го­ тов устремиться за легендарным стран­ ником, который носится по земле. И ес­ ли нет в стихотворении меланхолическо­ го фатализма «Зверухи», то идеалы поэ­ та остались по-прежнему неопределен­ ными. В эти трудные для своего идейного и творческого становления годы Л. Мар­ тынов пишет два больших стихотворе­ ния: «Старый Омск» и «Адмиральский час». Поэту еще не хватило углубленного осмысления новой, более широкой темы. «Старый Омск» и «Адмиральский час» построены просто как хронологические рассказы, без самостоятельной историко­ поэтической концепции. Но последнее стихотворение радует исключительной точностью и емкостью художественных деталей, которые создают живое ощуще­ ние эпохи борьбы с колчаковщиной в Си­ бири. Словно набравшись свежих сил or приобщения к героике гражданской вой­ ны, поэт опять бросается в бой с остат­ ками старого мира.- - - В журнале «Сибирские огни» № 4 за. 1926 год напечатана повесть А. Карга- полова «Повесть полей». Ее герой, уми­ рая от руки кулаков, пишет: «Верю, что не сгниют мои кости, как мир взорвется, чтобы быть обновленным». Рассказ И. Дубинина «Зеленая топь» страстно обвиняет дикость кержацкого быта. Сти­ хотворение М. Терентьевой «В одной за­ имке» исполнено гнева против кулака. Все произведения одной только этой книжки журнала полны предчувствия и подготовки великих преобразований: сплошной коллективизации и ликвида­ ции кулачества как класса. Среди этих произведений напечатано стихотворение Л. Мартынова «Бусы». Европейский купец изъездил мир, чтобы на стекляшки выменять у дикарей дра­ гоценности. Но негры не согласны ме­ нять слоновую кость на бусы, и самоеды, не хотят за стекло платить соболями. И не было злобы. Была усталость. Избороздив моря, Вдруг понял купец: — На земле не осталось Ни одного дикаря. Сюжет стихотворения трудно привя­ зать к определенной эпохе, по материалу оно резко стоит особняком среди других произведений четвертого номера «Сибир­ ских огней», но по идейным устремле­ ниям — оно в их ряду; Актуальную, по­ литически правильную идею поэт выра­ зил в образах, отвлеченных от советской действительности. Но «отвлеченное» стихотворение «Бусы», утверждающее революционные сдвиги в сознании угне­ тенного человечества, куда ближе нам, чем рисующая конкретный дореволюци­ онный Киргизстан поэма «Зверуха» с ее философией безнадежности порывов. Рассеянный огонь ранних стихов JI. Мартынова постепенно сконцентриро­ вался на определенных объектах. Стихо­ творение «Чалдон» самим заголовком говорит, куда направлен огонь. В «Про­ казах смерти» и «Золотой лихорадке» осуждается хищничество и стяжатель­ ство. В эту пору был подведен некоторый итог первого этапа в творчестве двадца­ тидвухлетнего поэта. В апреле 1927 года в Новосибирске состоялся вечер «Сибирской поэзии». Доклад сделал Вивиан Итин, известный писатель и литературный деятель Сиби­ ри 20 —30-х годов, один из первых ре­ дакторов журнала «Сибирские огни». Он сказал: «О Леониде Мартынове ничего не написано, кроме трех-четырех руга­ тельных заметок: но сибирские поэты,