Сибирские огни, 1958, № 4

хлеб, мясо... нет. А Бородин одно твердит: купил — и все. «У кого?» Молчит. «Зачем в ведомости подставил лишйых четыре мешка Весело­ вым?» Молчат... — Ну, а сын его что, жена? Их, кажется, тоже допрашивали? — Жена что? С перепугу все время одно сперва твердила: ничего не знаю, не видела. А -сын какую-то чепуху порол: не то во сне, не то еще черт знает как показалось ему, будто ночью Тушков привозил им хлеб на машине. И, кроме того, слышал, как Муса Амонжолов попрекал отца воровством. А точно, говорит, ничего не могу сказать. . Ракитин, слушая, перебирал на столе какие-то бумажки. — Потом дружки его запутались и выдали, — продолжал Пьянков, посасывая огромнейшую самокрутку. — Амонжолов все выложил. «Следственники» опять к Анисье: «Что ж ты, бабка, скрываешь? Нехо­ рошо». В течение всех допросов держалась Анисья, а тут заплакала: «Сама, говорит, знаю, что нехорошо. Он, ирод, свет от солнца мне и сы­ ну на всю жизнь заслонил... А жалко его, муж, все-таки... Сына, гово­ рит, берегла, как умела, предупреждала не раз Григория: «Привезут колхозное зерно или мясо при Петре — заявлю в милицию». Вот они и выбирали время, когда Петра дома не было... Раз или два все-таки при нем привозили, ночью, когда тот спал...» Следователь спрашивает: «Ку­ да же ваш муж наворованное сбывал?» — «Никуда, — говорит, — зер­ но в сусеках гнило, а мясо — в погреб сбрасывал целыми тушами. Когда сгнивало — все тем же зерном засыпал. Нынче тоже засыпать собирал­ ся, да не успел...» Пьянков замолчал. — Зачем все же тебя-то вызывали? — напомнил Ракитин. — Зачем? Страшно даже и говорить. Недавно ты рассказывал мне, что Бородин проговорился возле тракторного вагончика про какой-то обрез... ^ — Я и в районную прокуратуру об этом написал, когда Бородина арестовали. — Вот, вот.. Меня вызывают, значит, спрашивают про Гнилое бо­ лото, про тропинку через Волчью падь, часто ли я хожу по ней... Что, думаю, к чему? А следователь: «Припомните: прошлой осенью не при­ ходилось возвращаться вам из летнего лагеря для скота вдвоем с Боро­ диным?» — «Приходилось... Только втроем. Доярка Туманова была еще с нами». — «Так, так... А потом что произошло?» — Рассказываю, что Бородин хотел ехать на ржище, я на полдороге слез с ходка и пошел к деревне напрямик через Волчью падь, но через пять минут Бородин до­ гнал меня, говорит, передумал ехать на ржище. Я вернулся, сел в ходок. В деревню мы приехали все втроем... «А вы не заметили, в каком состо­ янии был Бородин, когда догнал вас и позвал обратно?» — «Заметил,— отвечаю. — Взволнован был чем-то, возбужден... Да в чем дело, все-та­ ки?» — Следователь отвечает: «Ваше счастье, что нервы у него не вы­ держали: на тропинке, по которой вы хотели идти в деревню, он само­ стрел на вас насторожил, как на медведя...» Ракитин слушал Пьянкова, по-прежнему не прерывая, ничего не спрашивая, не удивляясь. Только тугие желваки на его щеках медленно перекатывались. — Потом я узнал,— продолжал Пьянков,— каким образом всплыл на следствии... этот вопрос. Оказывается, когда Бутылкина приперли к стенке, он заявил: «Да, брал из кладовой все, что хотел. Бородин на это сквозь пальцы смотрел... Почему? Думал: запутаюсь я, окажусь в его руках, и тогда он мо*кет приказать мне все, что угодно. И приказал од­ нажды: «Пьянкова надо убрать с дороги, чтоб не мешал. Чего, — гово­