Сибирские огни, 1958, № 4

снизу железом, плах, снизу ударило таким смрадом, что все выскочили наружу. У дверей погреба все невольно переглянулись, не понимая, что же произошло. Потом Тихон воскликнул: — А Григорий-то... Задохнется ведь там!..— и скрылся в погребе. Вслед за ним туда вошли и остальные. Люк был закрыт, Григория в погребе не было. — А ну, открывайте,— нахмурил брови Ракитин. — Фонарь бы... — Вот... Степан Алабугин снял со стенки «летучую мышь», зажег. Ракитин взял фонарь и первым спустился вниз по крутой, заплесневелой лестнице. Нижний этаж погреба представлял большую яму, стены которой были обшиты полусгнившими досками. По земляному полу растекалась какая-то вонючая червивая жижа. В этой луже стояли огромные дубо­ вые кадки, плавали разложившиеся свиные и бараньи туши. Ко все воз­ растающему удивлению, Ракитин увидел в углу какую-то старинную ве­ ялку, допотопный плуг. Возле веялки были невысоким штабелем сложе­ ны набитые чем-то мешки. — Ничего не понимаю! — проговорил Ракитин, стоя на нижней сту­ пеньке лестницы, не решаясь ступить в червивую жижу. Рядом с ним сто­ ял Пьянков. — А я, кажется, догадываюсь,— ответил Тихон.— Вон то — веялка и плуг... Помнится мне... Постой, постой... Ну да, еще отец Григория, старик Петр, привез эту веялку из города... И плуг. А потом Григорий, вступив в колхоз, передал инвентарь колхозу... Но, выходит, не весь передал, утаил... — А это что за гадость? — указал Ракитин под ноги. — Это? Мясо гниет. Ворованное.— Тихон ступил в лужу и пошел к дубовым кадкам, приподнял крышку. — И тут мясо — солонина.— Взял осклизлый кусок, понюхал и бросил обратно.— Давно засолено, лет пя­ ток назад. А вот тут что? — И ощупал туго набитый мешок. — Бери мешок, тащи наверх — посмотрим, что в нем. Не могу боль­ ше таким смрадом дышать,— сказал Ракитин. Пьянков хотел взвалить мешок на плечи, но в это время сверху, со штабеля, раздалось: — Не трогай!.. Не твое... Не ваше! Ракитин на лестнице приподнял фонарь. На штабеле мешков, вниз лицом, лежал Григорий, сам похожий на туго набитый мешок. — Вот он где! Слазь оттуда... — Не трогайте меня... Задохнусь лучше здесь,— прохрипел Бородин. * * * Через несколько минут Тихон Пьянков и Степан Алабугин ввели, почти внесли в кухню Григория Бородина. После того, как его вытащили из погреба, он перестал сопротивляться и теперь только глухо икал да размазывал по лицу не то слезы, не то какую-то клейкую жижу. 4 Григория посадили на стул. Однако он свалился на пол, в самый угол, уткнулся лицом в пол, а голову закрыл руками. Анисья смотрела на все это безмолвно. Петр переводил недоумеваю­ щий взгляд с отца на Ракитина, на мать, на Евдокию Спиридоновну. Но ничего ни у кого не спрашивал. Анисья беспрерывно крестилась. Только когда Пьянков принес из погреба мешок и стал развязывать его, она, задыхаясь, проговорила: