Сибирские огни, 1958, № 3

дили прогуляться по холодку старики, высыпалд со смехом молодежь. И смех этот не затихал долго-долго, до тех пор, пока не начинали мерк­ нуть звезды. На месте когда-то сожженного Зеркаловым первого общественного коровника построили деревянный скотный двор. А рядом сложили из красного кирпича и бутового камня еще несколько обширных хозяй­ ственных построек, крытых волнистым шифером. Позади них возвели высокую и остроконечную силосную' б,ашню. В непогожие осенние дни, когда грязноватые облака плавают над бором, задевая верхушки сосен, башня эта кажется особенно высокой, уходящей своей, крышей в самое небо. Изменились и люди. Голова Андрея Веселова чуть-чуть засеребри­ лась, особенно на висках. Но это, очевидно, не от старости, а от постоян­ ных председательских забот. Тихон Пьянков стал шире в плечах, красный лоб его изрезали новые глубокие морщины, отчего выглядел он всегда суровым и нахмуренным. Как и все люди, обладающие большой физической силой, он ходил осто­ рожно, словно боялся задеть что-нибудь, был неуклюж, неповоротлив. С самого дня организации колхоза он работал в животноводстве. Сначала пас скот, потом заведовал фермой. Игнат Исаев, Кузьма Разинкин и Демьян Сухов, каждому из кото­ рых во время коллективизации было под пятьдесят, сейчас превратились в стариков. Вступив в колхоз одними из последних, они все время как-то жались друг к другу. И сейчас Кузьма Разинкин и Демьян Сухов почти каждый вечер ковыляли через дорогу к Игнату Исаеву, который жил в одиночестве (старуха его померла три года назад) на самом конце глав­ ной улицы. Вытащив из дома стулья, они садились возле окон под де­ ревьями и, опираясь руками на поставленные между ног костыли, слу­ шали песни молодежи, смех. Игнат Исаев, из всех троих казавшийся са­ мым дряхлым и старым, всегда спрашивал об одном и том же: — Как, Кузьма Митрич, Гаврила твой? Сын Разинкина, Гаврила, служивший у колчаковцев вместе с младшим Исаевым, не только выдержал «испытательный срок», о кото­ ром просил Андрея при вступлении в колхоз, но и «перевыдержал», как шутил иногда Веселов. Гаврила стал одним из лучших работников в колхозе. — А что ему — бугай бугаем ходит, — отвечал Кузьма на вопрос Исаева. — Нынче собирается на тракториста ехать учиться. Игнат тряс седой головой и старался спрятать от друзей скупые старческие слезы. — И мой сынок сейчас бы... Попутал тогда нечистый меня, дурака, к Зеркалову его... Не шел ведь он, как знал, что сгинет там... — Уже не стыдясь, Исаев вытирал глаза кривым пальцем и, помолчав, говорил: — Кто его знал, какую жизню отстаивать... Эвон, поют... Д а и чего при теперешней жизни не петь... Старик прислушивался к долетающим сюда голосам молодежи, и лицо его светлело. Посидев, он обращался к Демьяну Сухову: — Вот ты, Демьяныч (Исаев звал его почему-то Демьянычем), счастливый все-таки — племяша имеешь. В какой он класс перешел, Никитка-то твой, в седьмой али в восьмой? Демьян Сухов отвечал, что в восьмой, что нынче, приехав из район­ ной десятилетки после экзаменов, отправился на луга, косить сено. Исаев кивал головой и опять начинал: «А мой сынок...» Он считал себя виновным в смерти сына и не мог простить себе этого.